Против Маркиона в пяти книгах

3. Далее, если лжеапостолы и вкрались, то также названа и их сущность, требующих обрезания и < соблюдения > иудейских праздников.[916] Кроме того, не за проповедь, но за их образ действий они клеймились Павлом, который равным образом заклеймил бы их, если бы они заблуждались в чем–либо, касающемся Бога Творца или Его Христа. Нужно, стало быть, эти факты разбирать по отдельности. Если Маркион жалуется на то, что апостолы были заподозрены в лицемерии и притворстве вплоть до искажения Евангелия, то он уже и Христа обвиняет, обвиняя тех, кого избрал Христос. Если же апостолы составили безукоризненное Евангелие, будучи порицаемы только за непостоянство в совместных трапезах, а лжеапостолы исказили апостольскую истину, и отсюда пошли наши Писания,[917] то что будет подлинным документом, который <не>[918] подвергся переработке подделывателей? Тот, который просветил Павла, а за ним Луку? Но если этот документ был полностью уничтожен, будучи изглаженным из памяти как неким потопом, так и наводнением фальсификаторов, то, стало быть, и у Маркиона нет его истинного. 5. Или, если именно тот будет истинным, т. е. апостольским, который имеется лишь у одного Маркиона, каким образом он (т. е. документ)[919] оказывается созвучным с нашим, который считается принадлежащим не апостолам, но Луке? Или если тот, которым пользуется Маркион, не должен приписываться Луке только из–за созвучия с нашим, имеющим, стало быть, также и название искаженное, но является апостольским, то уже, стало быть, и наш, который с ним созвучен, равным образом является апостольским. «Но у него даже название искажено». IV. 1. Следовательно, надо взяться за канат спора,[920] поскольку прилагаемые с той и с другой стороны усилия, будучи равными, не могут перевесить одно другое. Я говорю, что мое <Евангелие> истинно, Маркион — что его; я утверждаю, что < Евангелие > Маркиона поддельное, Маркион — что мое. Кто рассудит нас, если не довод времени, наделяющий авторитетом то, которое окажется более древним, и присуждающий искажение тому, которое будет уличено как более позднее? Ибо насколько ложь является повреждением истинного, настолько необходимо, чтобы истина предшествовала лжи. 2. Вещь будет предшествовать тому, что она претерпела, и материал — тому, что ему противоречит; в противном случае <будет> весьма нелепо нашему (если мы докажем, что наше — более древнее, а Маркиона — более позднее) казаться ложным прежде, чем у него появится от истины материал <для искажения >, и < Евангелию > Маркиона считаться вступившим в противоречие с нашим прежде, чем то было издано, и, наконец, то оценивать как более истинное, которое более позднее, после стольких и столь великих уже сочинений и свидетельств христианской религии, вышедших в свет, которые, разумеется, не могли бы быть изданными без евангельской истины, т. е. до евангельской истины. 3. Итак, что касается все–таки Евангелия от Луки, — так как его наличие у нас и у Маркиона выступает посредником <в нашем споре> относительно истины, — то наше < Евангелие > древнее Маркионова настолько, что ему даже сам Маркион некогда верил, когда даже деньги принес[921] вселенской Церкви в начале горения <своей > веры, извергнутые вскоре вместе с ним самим после того, как он отпал от нашей истины в свою ересь. Что теперь <нам делать>, если маркиониты будут отрицать даже вопреки его собственному письму, что первой его верой была наша? Что, если и письмо не признают? 4. Конечно, «Антитезы» не только допускают это, но и показывают. Их подтверждения мне вполне достаточно. Ведь если Евангелие, которое у нас называется «От Луки» — посмотрим, не оно ли и у Маркиона, — есть то самое, которое Маркион антитезами обличает как искаженное защитниками иудаизма для присоединения его к Закону и пророкам, чтобы они могли посредством этого и Христа оттуда[922] вывести, то, разумеется, он смог бы обличать только то, что обнаружил. 5. Никто не бранит то, что грядет впоследствии, о котором не знает, что оно грядет. Исправление не предшествует проступку. Конечно, Маркион оказался первым и единственным исправителем Евангелия, пребывавшего разоренным со времен Тиберия до времен Антонинов, столь долго ожидаемый Христом, раскаявшимся уже в том, что Он поспешил послать апостолов без поддержки Маркиона! Как бы там ни было, ересь — дело человеческого безрассудства, а не божественного могущества, ересь, которая всегда именно так исправляет Евангелия — подделывая их, поскольку, если Маркион и ученик, он, однако, не выше учителя;[923] и если Маркион — апостол, то Павел говорит: Я ли, они ли, мы так проповедуем,[924] — и если Маркион — пророк, то и духи пророков будут подвластны пророкам, ведь они — пророки не разорения, но мира,[925] даже если Маркион — ангел, то его, по–другому проповедующего Евангелие, скорее нужно назвать анафемой,[926] чем проповедником Евангелия. Итак, исправляя, он подтверждает и то, и другое: и что наше <Евангелие> более раннее, ведь он исправляет то, что обнаружил существующим; и что более позднее то, которое он, составив из исправлений нашего, присвоил и обновил.