В комнате у нас есть ночная ваза, но я ни разу не пользовался ею за двенадцать дней нашего пребывания здесь; сейчас не XVIII век, когда был построен замок, и у нас другие привычки, нам нужны туалет и ванная в каждой комнате, мы больше не облегчаемся прямо в комнате и не несем затем мыть ночную вазу в туалет, а также не решаемся выбросить ее содержимое за окно, как это делали благородные версальские красавицы; невозможно и идти, как во времена моего детства, в глубь сада, где находилась выгребная яма (тем более со свечой в заду); невозможно и оставлять ночную вазу в комнате из-за запаха.
Замок Рондон принадлежит богатому Обществу драматургов: почему бы ему не заняться усовершенствованием удобств в замке? Кажется, это сложно сделать, придется сократить число жилых комнат, во всяком случае, сюда приезжают только бедные драматурги. Я не беден, но были причины для приезда сюда— в деревенском доме прислуга и сторожа ушли в отпуск, и бедная Родика не могла содержать в порядке трехэтажный дом, а здесь ей хорошо, она живет комфортно, почти в эйфории, без забот, так как обслуживание безупречно. Ах, если бы не трудности с туалетами! Но ее они не беспокоят.
Плохо то, что из-за моего темперамента трудности такого рода вызывают во мне настоящую, мучитель-ную тревогу: я не ставлю свечу раньше десяти часов или половины одиннадцатого, чтобы дать людям время сходить в туалет. Но в ожидании этого часа я не могу читать «Исповедь» святого Августина, которую привез с собой.
Эти беспокойства Тела мешают мне думать, мешают моей свободе. Такие материальные заботы... вырастают в настоящую тревогу. Думать о работе кишечника вместо того, чтобы заниматься проблемами Духа!
Сегодня я «облегчился»...
* * *
О, прекрасное солнце, облака и солнце! Погода переменная, как сообщает метеослужба.
Снова пришло Лето!
* * *
Немного позднее: увы, ожидается гроза. Вдали гремит гром. Тучи.
* * *
Я плохо вижу: словно пелена перед глазами. В голове туман. Наверное, потому, что я пью слишком много лекарств.
* * *
Написать что-нибудь другое, не личный дневник. Пьесу? Может быть, адаптировать, скажем, «Dona loturi», «Двойное наследство» Караджале[217]?
Не очень приятная погода. К счастью, Мари Франс позвонила наконец... Когда она постареет, бедняжка, у нее не будет ни сына, ни дочери, никто не позвонит ей издалека, не приедет ее навестить или пожить с ней. Она одинока... Большинство ее друзей старше ее. Останется ли она по-прежнему дочерью Эжена Ионеско? Будут ли тогда или не будут помнить обо мне? Кто это был? Чтобы знать, кто она, что она.
* * *
Вторая половина дня. Страстное желание писать. Обретенное вновь. Удовольствие, желание—сильно сказано. Почему я утратил его? Как смогу обрести? Однако моя правая рука... Поосторожнее со словами, опасно! Пишешь для умирающих, конечно, но между тем и для того, чтобы «скоротать» время... которое, впрочем, идет и так слишком быстро. Скажем так: пишешь, чтобы не было скучно, чтобы успокоить тревогу, примерно так же, как ходишь в кино.
Снова на полянах и газонах, статуях парка этот великолепный, восхитительный свет.
Солнце воцарилось на своем месте. Оно не светит в лицо. Я на севере. Но оно посылает мне свои лучи.
* * *
Некоторая нервозность при полном расслаблении. Расслабление — не синоним «отдыха».
* * *
Упражнения
Фермер поместья неподалеку от Сен-Тропеза, принадлежащего подруге Мари Франс, у которой она живет в эти каникулы, имеет сына, у которого оказалась опухоль мозга: отец должен везти его в больницу на операцию, поэтому трудно звонить Мари Франс, так как неловко беспокоить отца, чтобы звать ее к телефону,—он живет в маленьком домике довольно далеко от основного строения, где поселилась Мари Франс.
Анатоль Франс написал бы: трудно звонить Мари Франс. В данный момент Мари Франс находится в поместье своей подруги неподалеку от Сен-Тропеза. Телефон у фермера; тот живет в маленьком домике, расположенном в стороне от основного здания, где поселилась моя дочь. Фермеру приходится идти за ней, чтобы позвать к телефону. Довольно неловко беспокоить его, тем более что у его сына опухоль мозга. Отец должен везти его в больницу на операцию.
Спрашиваю себя, достаточно ли убедительны такие упражнения. Можно написать и лучше. Пусть тот, кто прочтет их, попробует.
* *
Рондон. Сегодня 18 августа. Семь часов утра. Роди- ка спит. Я проснулся очень рано: без десяти шесть. Было еще темно. Постепенно мы снова, ужас, погружаемся в ночь. В наши двери стучится осень. Приоткрываю шторы: небо обложено.
Родике хотелось бы остаться здесь еще на неделю. А мне хочется заехать в Париж, прежде чем мы возвратимся в Сен-Галл, откуда я намереваюсь вернуться в Париж. Состояние полублаженства кончилось? Конец передышки, конец собранности и размышлению? Я спускаюсь с небес на землю. Снова литературные заботы: я должен делать то-то и то-то, обязательно должен.