Так Митяй и сделал. Даже толком не оглядевшись, он выкурил сигарету, слегка опустил стекло со стороны Крафта, приподнял стекло со своей, поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, и попросту заставил себя сначала задремать, а потом и вовсе уснуть. Проспал он довольно долго, часов шесть, не меньше и проснулся от того, что, вопервых, в кабине стало слишком жарко, а, вовторых, пес начал скулить, ему явно требовалось справить свои собачьи дела. Митяй открыл глаза, вздохнул и огляделся. Время близилось к полудню и солнце припекало не на шутку, но не смотря ни на что никто даже и не собирался выключать тот чертов гипноизлучатель, который заставлял его видеть окрест радикально изменившийся пейзаж. Прямо перед ним, за рекой Голышкой, до безобразия широкой, пошире даже, чем Пшеха, стоял высоченный лиственный лес. Слева до него доносился шум реки. В паре сотен метров от этого места Голышка впадала в Пшеху, а та своей полноводностью ничем не уступала Кубани в своем среднем течении, хоть корабли по ней пускай.
За спиной Митяя, это он увидел через зеркала заднего вида, расстилалась степь не степь, но нечто вроде этого, только с довольно частыми высокими кустами и деревьями, но самое главное он увидел справа. Там тоже лежала лесостепь и в ней, километрах в двух, он увидел десятка полтора таких здоровенных мамонтов, что даже обомлел. Митяй достал из бардачка полевой бинокль и принялся рассматривать их. Эти косматые зверюги имели в высоту метров под шесть и ему снова сделалось до жути страшно, хотя мамонты вели себя достаточно миролюбиво и лениво обламывали и ели ветки деревьев. Кажется, это были дубы немалого размера. Вверх по течению Голышки, он увидел гигантского оленя, пришедшего на водопой и сразу же узнал в нем Megaloceros giganteus - большерогого оленя, животное также вымершее не менее семи тысяч лет назад, современника страшных махайродов, огромных саблезубых кошек. Вспомнив о них, Митяй громко цыкнул на Крафта:
- Цыть, дубовая голова! Дай мне сначала добраться до оружия, а, уж, потом я тебя выпущу.
Пес, словно поняв все, что сказал ему хозяин, моментально успокоился, широко зевнул и, вывалив длинный язык, шумно и часто задышал. Хотя Митяй его и вычесывал каждый три дня, ему было жарко роскошной, теплой шубе с длинной шерстью. Ну, а сам он, открыв дверцу, спрыгнул на траву и, сразу же оббежав машину, метнулся к боковой двери высокой металлической будки. Сзади в будке стояли в ряд три бочки с солярой и две с бензином, а на них мотоцикл без колес. С правой стороны машины, сразу за дверью, в передней части будки стоял железный шкаф с оружием и боеприпасами, а на нем большая клетка с голубым волнистым попугайчиком, также изнывавшим от жары, еще одним его спутником, которого он взял с собой на кордон. Митяй открыл переднее окошко в будке пошире, чтобы попугайчик не так маялся от жары, и достал из шкафа длинноствольный, помповый «Ремингтон» двенадцатого калибра и патронташ, уже снаряженный патронами с пулями «Турбина» со стальным сердечником. Пожалуй, что такой пулей он смог бы завалить и мамонта, хотя лучше бы ему было иметь слонобой шестого, а еще лучше четвертого калибра, хотя у него имелся ствол и помощнее, охотничий карабин «Тигр9» с оптическим прицелом, а к нему до черта и более патронов, хоть траппером становись.
Быстро нацепив на себя патронташ, Митяй открыл Крафту дверь и пулей взлетел на крышу будки. Пес, утробно ухнув, спрыгнул на траву и первым делом обильно оросил колесо «Шишиги», после чего, весело помахивая хвостом, деловой походкой направился в заросли травы, вымахавшей выше его роста, но далеко убегать не стал. Митяй, стоя на будке, снова вооружился биноклем и принялся рассматривать окрестности. Первым делом он осмотрел лесостепь и вскоре убедился, что в ней паслось довольно много крупного, преимущественно доисторического и изза этого страшного зверья. В том числе он увидел даже табун коренастых, невысоких, но мощных лошадей. Они оказались даже покрупнее монгольских лошадок и это точно были не тарпаны, а именно дикие лошади, мало чем отличавшиеся по своему внешнему виду от лошадей кабардинской породы. Но совсем рядом с табуном пасся громадный шерстистый носорог и от одного этого ему сразу же сделалось так дурно, что его чуть не стошнило. Проглотив подступивший к горлу комок, Митяй горестно вздохнул и невольно подумал: - «Если это не действие гипноизнучателя, то значит зеленая вспышка оказалась просто разрывом в пространственновременном континууме и меня, как минимум, забросило в параллельную Вселенную, а это плохо. Очень плохо, ведь мне теперь отсюда уже никогда не выбраться.»