Пруд гиппопотамов

Древняя грязевая штукатурка рассыпалась и падала на пол под точными, тяжёлыми ударами. Затем Эмерсон передал инструменты Абдулле, а тот вложил рычаг в протянутую руку Эмерсона. Эмерсон вставил его в щель и нажал. Под рубашкой, пропитанной потом, напряглись и выступили мускулы спины.

Жуткий пронзительный стон, напоминавший крик животного, которому причинили боль, стал первым признаком успеха. Пока я не увидела тень вдоль края блока, я не могла сказать, что он сдвинулся. Тень медленно удлинялась. Эмерсон сдвинул руку и впервые заговорил:

– Двенадцать дюймов. Будь готов, Абдулла.

Руки реиса уже лежали под передним краем блока. Сэр Эдвард мягко убрал меня с дороги. Он беззвучно проскользнул мимо меня, его глаза дико блестели. Опустившись на колени, он положил обе руки под камень.

– Чёртов дурак, – отчётливо сказал Эмерсон. – Не пытайтесь удержать его, позвольте задней поверхности скользить вниз, а затем уберите пальцы. Когда я скажу... Давайте!

Камень рухнул. Абдулла был медленнее молодого человека, но зато точно знал, что делать. Именно его умение позволило в первую очередь упасть на землю заднему краю блока, так что у сэра Эдварда осталось время убрать руки. Блок с глухим стуком свалился на пол.

– Чертовски глупо, – проворчал Эмерсон, честно добавив: – Я тоже виноват. Если бы я так дьявольски не спешил... Извини, Пибоди. Просто подай мне эту свечу, ладно?

Я почти не обращала внимания на его сквернословие. Наступил решающий момент. Впервые – одним Небесам известно, за сколько веков – свет проникнет в вечную тьму гробницы, и мирской взгляд осквернит отдых царских мертвецов. Но их ли? Увидим ли мы блеск золотых украшений, массивный нетронутый саркофаг – или только разбросанные обломки и изуродованные куски костей? Пламя дрогнуло, когда я передала Эмерсону свечу, и слёзы затуманили взор. Из всех, стоявших рядом, муж вызвал меня, чтобы я первой разделила с ним этот миг.

Он сунул руку внутрь. Пламя замерцало, стало синим, а затем погасло. Но до того, как оно умерло, я увидела то, на что не смела надеяться. Да, хаотическое нагромождение сгнившего дерева и упавшего камня, но короткий свет вызвал сотню золотых искр, озаривших возвышавшийся над мусором мощный каменный прямоугольник – саркофаг с массивной крышкой, не сдвинутой с места.

Вокруг корзин для пикника собралась здравомыслящая группа. Можно было предположить, увидев наши мрачные лица, что мы нашли разграбленную пустую комнату вместо открытия, которое прогремело бы по коридорам истории египтологии. Масштабы находки и огромная ответственность за неё отразились на всех нас – прежде всего на Эмерсоне, который сидел, закрыв лицо руками и склонив голову. Раздав чай и бутерброды всем остальным, я коснулась его плеча.

– Сыр или огурец, Эмерсон?

Он опустил руки. Его лицо было измученным.

– Я не могу, Пибоди.

– Я знаю, дорогой, – сказала я сочувственно. – И не думаю, что смог бы.

– Это рискованно. – Он схватил мои руки и сжал их. Если бы этот миг был не так переполнен эмоциями, я бы вскрикнула. – Чем дольше мы тянем с извлечением из гробницы предметов, особенно мумии, тем выше вероятность нападения. Но если ты пострадаешь из-за моей фанатической привязанности к профессиональным стандартам...

Его голос прервался, и он пристально посмотрел мне в глаза.

Казалось, мы были одни, «и никто не слышал, и никто не видел», если цитировать древнеегипетский источник. Моё сердце разрывалось от чувств. Опасность для других была велика в той же степени, но колебаться его заставляла именно угроза мне – мне, царившей в его мыслях. В нашем браке встречалось много трогательных моментов, но ни одного такого болезненно-острого, как этот. Я осторожно подбирала слова.

– Господи, Эмерсон, к чему такая суета на пустом месте! Если бы ты нарушил собственные профессиональные стандарты, мне пришлось бы очень серьёзно поговорить с тобой. Можешь идти и рассказать Абдулле об изменении плана.

Эмерсон откинул назад плечи и глубоко вздохнул. Его глаза засверкали, твёрдые губы изогнулись, лицо стало лицом горячего молодого учёного, впервые покорившего моё сердце и заручившегося беззаветной преданностью в некрополе Амарны[190]. Ещё раз мучительно сжав мои руки, он отпустил их и резко встал:

– Ты права, Пибоди. Сооруди мне несколько бутербродов, ладно?

Я потёрла онемевшие пальцы и посмотрела на собравшихся, следивших за нами с неприкрытым интересом. По большей части на лицах читались одобрение и понимание, но лоб Уолтера омрачала тень.

Сэр Эдвард, глядя мне прямо в глаза, заговорил первым:

– Прошу прощения, миссис Эмерсон, но боюсь, что упустил смысл этого обмена. Если это не касается личных вопросов, которые вам не хотелось бы обсуждать...