Пружина для мышеловки

Нужно найти какую-то деликатную форму, чтобы облечь в нее вопрос, который я собираюсь задать Инессе Иннокентьевне, и при этом не обидеть старушку, ревностно оберегающую репутацию своего сына.

– У вашего сына столько грамот, поощрений, вон даже квартиру дали за хорошую работу, – задумчиво говорю я. – Наверное, его очень любило руководство, и служебное, и партийное, да? Хороших работников всегда любят.

Ну вот, вот, сейчас она должна сказать, что Юрочке покровительствовал… или помогал ему… или очень его любил и ценил… и назвать высокую должность…

Но нет. Ничего такого Забелина не сказала. Она только посмотрела на меня печально и чуть удивленно.

– Вы правы, – негромко сказала она, – хороших работников должны любить и ценить. Юрочка сделал блестящую карьеру, потому что был достоин своих должностей.

Она снова заплакала, и я понял, что больше ничего существенного не узнаю. Но фотографию молодого Юрия Петровича я выпросить не забыл.

Тем же вечером я напросился на пять минут в гости к Майе Витальевне и показал ей снимок. Она смотрела долго и пристально, и, наконец, с тяжелым вздохом вернула мне фотографию.

– Я не помню, – устало проговорила она, снимая очки для чтения, прикрепленные к цепочке, и надевая другие, для коррекции близорукости. – Я смотрю на это лицо и не могу сказать, видела я его когда-нибудь или нет. Я даже приблизительно не помню того человека: блондин он или брюнет, худой или полный, высокий или маленький.

– Но он совершенно точно заходил в вашу квартиру, когда убили коллекционера. Их было двое: один – участковый, другой – вот этот, из уголовного розыска.

– Нет, – она покачала головой, – не помню. Помню саму ситуацию, а вот лица… Нет.

Полный провал.

Но ничего, у меня в запасе некто Вячеслав Ситников. Надо переговорить с Мусатовым, обрисовать ситуацию, и если он готов платить – давать Вальке Семенову очередное задание. Пусть ищет «Славика, который зазнался и носа не кажет». Глядишь, этот Славик-то знает побольше матери Юрия Петровича.

* * *

Следователь Вилков Александр Иванович фанатом своей работы не был, принимал ее как данность, с которой нужно не просто смириться, но принять и максимально к ней приспособиться. Службу нес добросовестно, без откровенной халтуры, иногда даже испытывая к ней интерес, который временами становился жгучим, особенно тогда, когда появлялась возможность сделать что-нибудь эдакое… такое… одним словом, проявить себя личностью незаурядной, чем-то вроде Эркюля Пуаро. В рутинных же делах он откровенно скучал, старался отделаться от них побыстрее, и никакие странные мысли о необходимости отправления правосудия, справедливости возмездия и победе добра над злом его не посещали. Пятнадцать лет, проведенных в положении одинокого изгоя, выработали в Александре Ивановиче стойкую потребность доказывать, что он не только не хуже других, а кое в чем даже и получше, посему как только представлялась возможность это сделать, он ее не упускал, все же прочие жизненные и служебные ситуации он воспринимал как большую грязную лужу, через которую пробираться, конечно, неохота, но придется, если собираешься не стоять на месте, а идти дальше. Ни малейших попыток придумать какое-нибудь усовершенствование, при помощи которого переход через лужу стал бы более приятным и безопасным, он не предпринимал, ибо конструктивным подходом к преобразованию действительности не обладал.

Дело об убийстве Юрия Петровича Забелина на съемной квартире, предназначенной для свиданий с любовницей, представлялось Вилкову как раз такой вот лужей. Он делал все, что необходимо, вызывал свидетелей, писал протоколы, давал задания оперативникам, но огонь внутри него не горел. Возможно, еще и оттого, что сам потерпевший, сиречь убиенный Забелин, был в прошлом полковником милиции с тридцатилетней выслугой, сумевшим найти свое место в престижной коммерческой структуре и зарабатывать хорошие деньги. Вилков насчет себя не обольщался и точно знал, что ему самому такая карьера не светит, а потому в его душе поселилась нечто похожее на зависть. Или что-то очень к ней близкое. «Убили мента, погнавшегося за бабками и привыкшего к шикарной жизни, – туда ему и дорога», – вот так примерно нашептывал мерзкий тоненький голосишко в глубинах сознания Александра Ивановича.

Он с нетерпением ждал вечера, потому что договорился с бывшими однокурсниками Валей Семеновым и Игорем Дорошиным «посидеть как следует, а не наспех». Настроение было отличным, вечер в обществе старых приятелей обещал быть во всех отношениях приятным, и когда в седьмом часу к нему в кабинет ввалился опер Серега Хворостин, Александр Иванович отнесся к нему благодушно и даже забыл выглядеть строгим.

– Саш, мы, кажется ее нашли, – сообщил Хворостин, переводя дыхание после пробега по лестничным пролетам.

– Кого?

– Да бабу, новую знакомую Забелина.

– Да? – оживился следователь. – Рассказывай.