Психоделика. Книга для мертвых

Момент перехода растянулся на несколько мучительных мгновений, наверное, я потерял сознание, ибо, когда я очнулся на песке, рядом со мной был Гарольд и стены крепости были уже вокруг нас.

Города не было, стены казались ужасно древними, и алый туман постепенно впитывался в них, словно вода в сухую землю.

– Что это? – на лице германца читался настоящий животный ужас. И еще он был ужасно бледным, почти синим. А меня, как ни странно, охватила странная апатия ко всему происходящему. Меня беспокоила только судьба моего верного коня.

– Они знают… – я кивнул в сторону наших странных паломников. Те, несмотря на жару, натянули свои капюшоны и плавно раскачивались, держась за руки. Топоры валялись вокруг них. Там же валялись сумки с поклажей.

Гарольд тихо заскулил, он попробовал подняться, но ноги не слушались его. Лицо было белее снега, а доспех его был щедро окрашен кровью, и было непонятно его это кровь или нет.

– Колдуны… – прошептал Гарольд.

Я промолчал. Так оно видимо и было, нет, от этой поездки изначально попахивало неважно, но теперь совсем явно запахло серой. А это немного не мой профиль. Ох, и герцог, подкинул работу. И де Фок туда же, какие у него, оказывается есть интересные знакомцы.

Я собрал все волю в кулак и попытался вскочить на ноги, но тело отказало мне, и я снова рухнул лицом в песок…

х х х

Глава XXI

Led Zeppelin vs. Rolling Stones vs. Rum Dms vs. Chemical Brothers vs… “Rock Mashup”

Явь

Начальницу станции звали Варвара Абрамовна. И фамилия была соответствующая – Фахрутдинова. Этот яркий продукт советской дружбы народов выглядел ярко и внушительно, особенно в дни планерок Управления. Сто двадцать килограмм живого, именно, живого и весьма деятельного веса, типичная печенежско-цыганская внешность с элементами Кавказа и Сиона, обрамляющие ее златокаменные украшения, невольно вызывали уважение окружающих, трепет подчиненных и благосклонность вышестоящих, частенько ставивших Варвару Абрамовну в пример и бормотавших про себя вслед ароматному парижскому сквозняку сопровождавшему ее уход: «Вот это, еб же ж твою …»

Пожарных инспекторов она просто съедала на завтрак, их вдумчивыми и обстоятельными предписаниями подтирала предмет своей безусловной гордости, бормоча под нос слова классиков: «Контора пишет».

Взгляд густо подведенных черных глаз словно струя из огнемета уничтожал на месте любого, кто смел во внеурочный час потревожить Ее Превосходительство либо в кабинете, либо в помещении ДСП.

Санэпидемстанция покидала станцию Фахрутдиновой сытой, обогретой и с чувством невыразимой благодарности судьбе и Абрамовне лично.

Начальница твердо усвоила две вещи необходимые в метрополитене для успешной карьеры – на станции должен всегда поддерживаться идеальный порядок в помещениях, и по мере поступления краски, устраняться все остальные недочеты. Дисциплина работников явственно вытекала из этих основополагающих аксиом, но при этом была лишь неизбежным следствием.

Захарович был с Абрамовной неизменно корректен и предупредителен. Мы, то есть сантехники, ее откровенно побаивались.

Нет, она никогда не жаловалась диспетчерам, просто однажды, некий уже не работающий у нас по причине длительного (трехмесячного, а потому уволенный автоматически) запоя товарищ, имел неосторожность некачественно поменять сливной бачок в одном из туалетов станции. После чего только ему известным способом подключил на бачок горячую воду с обогревателя «Сименс», только начавших внедряться в метрополитен. Из женского гардероба.

Получилась такая штука, если кто-то хотел принять душ, нагреватель включался и кипяток наполнял бачок унитаза.

В тот день Абрамовна по каким-то необъяснимым причинам физиологического характера оказалась именно в этом туалете, а не в том, которым пользовалась обычно. Спустив воду, окутанная клубами пара, она не стала поднимать крик и гам, а поразмыслив, поступила следующим образом. Позвонила на участок Захаровичу и сделала предложение, от которого наш знаменитый и легендарный мастер никак не смог отказаться, не взирая на всю свою хитро… изворотливость. Скорее это было даже не предложение, а ультиматум и заключался он в том, что если в течение получаса некий деятель, а им оказался никто иной, как уже упоминавшийся выше работник, не появится у нее на станции и не исправит то, что он умудрился натворить, тогда… Далее следовал поток узкоспециализированных, даже не метрополитеновских, а скорее медицинских и отчасти гинекологических терминов, которые произвели впечатление даже на видавшего виды Захаровича.

Ну и что? А то, что через полчаса несчастный товарищ наш в составе усиленной бригады, под легкий издевательский смех коллег переподключил бачок и уже к концу рабочего дня был вынужден проставиться в знак признания собственных ошибок в целях недопустимости их в дальнейшем.

Вот так производственные вопросы решались. Я вздохнул и вышел из вагона на платформу. Сегодня была моя очередь. По словам звонившей со станции Абрамовны дежурной, какая-то тварь чем-то забила унитаз, а это не есть хорошо.