"Все наши броненосцы продолжали управляться и стрелять до самого последнего момента и пошли ко дну с неповрежденными у них механизмами и еще годной к бою артиллерией; пошли ко дну из-за того только (!..), что не могли больше держаться на воде[118], т. е. потеряли свою плавучесть". Случилось это, вследствие нашей неумелой постройки их[119] или, как это мягко и туманно выражают в официальных донесениях и рапортах, вследствие их "перегрузки". Но эта перегрузка делалась таким грузом, который появлялся не внезапно, а считался на корабле безусловно нужным для его жизненных отправлений и всю величину которого можно и должно было бы предусмотреть при постройке, если уж не первого броненосца, то по крайней мере всех остальных, с ним однотипных, начиная со второго. Благодаря этой "перегрузке", судно садилось бортами много глубже, чем это было предположено в проекте, настолько глубже, что весь броневой пояс судна уходил иногда в воду; и судно делалось поэтому сильно уязвимым в самом начале боя, когда происходит только еще расстрел корабля издали, и когда заливание волн через громадные пробоины (10–20 квадр. фут. площадью) выше броневой палубы ведет непременно к дальнейшей перегрузке судна, но уже большей частью однобокой; а эта последняя может иногда вызвать уже и перевертывание корпуса судна килем кверху.
Так называемая "перегрузка" судна является следствием ошибки в определении веса судна при составлении его проекта. Разница между проектным весом и действительным у различных судов нашей Балт. — Цусимской эскадры была, по данным капитана Кладо, от 8 до 20 %.
Японские броненосцы "Миказа" и "Асахи" с водоизмещением 15000-15200 тонн имели длину 400 фут., ширину 75 ф. 6 д., наибольшее углубление 27 ф. 6 д. Наш "Суворов" при длине 393 ф., ширине 76 ф. и углублении 26 ф. должен был бы иметь водоизмещение только 13500 тонн, а оно было доведено тоже до 15000 тонн[120]. Эта разность 15000 — 13500, т. е. 1500 тонн или 93000 пуд. (!) и есть "перегрузка" его. Благодаря ей, он сел глубже предположенного в расчете; вся броня оказалась в воде, и корабль оказался бронированным только на словах.
Благодаря подобной же перегрузке, даже при небольшой волне 6-дюймовые орудия на броненосце "Орел" черпали воду; все амбразуры 3-дюймовых орудий приходилось закрывать наглухо, чтобы через них не вливалась вода, иначе команде пришлось бы во время работы стоять в воде: а между тем эти 3-дюймовые пушки являются наиболее действительным средством для отражения миноносцев.
На каждом из "улучшенных" броненосцев было поставлено нами по двадцать 3-дюймовых пушек ("Морск. Сборн.", 1905, № 9), но из них работать в бою, оказывается, можно было только четырьмя, находящимися на верхней палубе… Из двадцати — только четырьмя!
По свидетельству капитана Кладо, как раз накануне ухода 2-й тихоокеанской эскадры из Либавы, с особым курьером из министерства к адмиралу Рожественскому была прислана бумага, в которой указывалось ему, что вследствие перегрузки остойчивость вверяемых ему броненосцев оказалась (!) гораздо меньше, чем бы ей следовало быть, а потому предписывалось то-то и то-то… до самых подробных мелочей. Легко было составить на бумаге такое предписание, но не легко было отправляться с ним в путь, скрывая его от команды; не легко было исполнять его под боевым огнем и при сильной качке во время боя… У перегруженных судов "улучшенного нами типа" броневой пояс уходил в воду, примерно, на два фута ниже ватерлинии, т. е. этот броневой пояс обращался в бою так. обр. только в лишний груз на корабле… A у "Бородино" погружение оказалось на 2,4 фута.
Но к этой, так сказать, повседневной "перегрузке" броненосцев перед самым Цусимским боем была прибавлена еще "адмиральская сверх-перегрузка" в виде добавочных запасов угля, которых хватило бы на переход не на 900 миль, сколько именно и оставалось до Владивостока при проходе Корейским проливом, а на 3000 миль. Благодаря этому, напр., на "Апраксине" утром 15 мая оставался запас угля все еще на 20 % больше против нормы, какая ему полагалась[121]. Исполняя волю командующего флотом, на "Николае" погрузили угля столько, что он занял собой все площадки в кочегарнях, рундуки, жилые помещения, батареи, каюты офицеров и верхнюю палубу…
Благодаря такой значительной осадке броненосцев, надводные минные аппараты тоже уходили в воду, и пользоваться ими было при этом невозможно даже в штиль при 9-узловом ходе[122]. Таких минных аппаратов было у нас на эскадре 70 штук; все они были обречены на бездействие; и для чьего удовольствия были поставлены неизвестно…