Путь хирурга. Полвека в СССР

С ними я почувствовал себя раскованно, читал им свои стихи — для детей и политическую сатиру. Майе они так нравились, что она по ночам их переписывала. Между тем в нашем институте распространялись слухи: этот «выскочка» Голяховский за большие деньги лечит Плисецкую, втерся к ней в доверие, разъезжает на ее машине. Что люди сплетничают, это не было удивительно. Но поразил меня директор:

— Как вы посмели лечить Плисецкую, не спросив меня и ни разу не позвав к ней?

Я расстроился — это не предвещало ничего хорошего. Поделился с Майей:

— Какая ужасная зависимость! Почему я должен его спрашивать? Я ведь лечу тебя не в институте, а дома. А он не специалист в травматологии — для чего мне звать его к тебе?

Майя, умная, с мгновенной реакцией и острым языком, воскликнула:

— Зависть! Пошли его на…! Ты думаешь, мне не завидуют и не распускают грязные слухи?

Родион услышал, он был одно время депутатом Верховного Совета, и добавил:

— Вся страна такая: чем выше вверх, тем больше говнюков. И над всеми нами КГБ — все знает.

Но вот, наконец, я смог разрешить Майе заниматься балетными упражнениями перед зеркалом, на каблуках и только под моим контролем. У нее была комната с зеркальной стеной. Помогать ей пришел ее дядя — знаменитый танцовщик прошлого Асаф Мессерер. Я сидел и смотрел, чтобы она не увлеклась и не навредила себе. Теперь можно было начинать репетиции. Майя попросила меня поехать с ней:

— Я без тебя боюсь, я так привыкла, что ты рядом и меня опекаешь.

Мы поехали в театр. Оказалось, что каждую неделю с утра артисты балета сидят час на политзанятиях — эта мука для всех была обязательна. В танцевальный класс мы с Майей вошли вместе, там — весь балет. Майя представила меня:

— Это мой спаситель, — и познакомила со знаменитостями — Галиной Улановой, Мариной Семеновой (они уже не танцевали, но еще работали), Тимофеевой, Максимовой, Васильевым, Лиепой, Акимовым. Они окружили меня и все стали жаловаться — потом я лечил их тоже.

В Москве тогда гастролировал Парижский балет. Майя с Родионом повезли нас с Ириной в Большой, мы вчетвером красовались в первом ряду. В антракте мы гуляли по фойе, там была вся элита столицы — министры, послы, артисты и другие сильные мира сего. Многие из них, завидев Майю, подходили к ней, и она всем представляла:

— Это мой спаситель профессор Голяховский и его жена (профессором я еще не был, это она меня произвела).

Подошел и мой директор Волков. Я шепнул Майе:

— Выручай, чтобы он на меня не злился из-за тебя.

Она — ему, с артистической любезностью, но слегка свысока, как королева:

— Я очень-очень благодарна Володе. Хорошо, что у вас есть такой замечательный доктор.

— Конечно, конечно, Майя Михайловна, я его очень ценю. Приходите на его защиту.

Я вставил:

— Если придешь, услышишь, как я благодарю, перечисляя всех-всех, так у нас полагается.

— Не делайте этого, — махнул рукой Волков, — поблагодарите всех в одной фразе, и все.

— Спасибо, Мстислав Васильевич, раз вы разрешили, я так и сделаю.

Лечение было закончено, но день моего торжества ожидал меня впереди: впервые после перерыва Майя танцевала свою любимую «Кармен» и пригласила нас с Ириной. Мы сидели в первом ряду, я волновался — как поведет себя ее нога? И вот занавес открылся, бурные такты музыки (Родиона Щедрина, на темы Бизе). Майя стоит под большим красным навесом, вся — грация. В нарастающем грохоте ударников ей предстоит сделать первое движение — нашей с ней левой ногой. Я замер — она с силой ударила ею по полу… Когда балет кончился и Майя выходила на аплодисменты, она подошла ближе ко мне, глубоко присела в поклоне и послала мне воздушный поцелуй. Со слезами радости и гордости я аплодировал ее гениальному искусству. На следующий день они привезли мне подарок — дорогой японский магнитофон (сын тут же взял его себе). На пластинке «Кармен» они написали: «Ты доказал, что, как говорят на Руси, — не стоит село без святого. Спасибо тебе!»

Защита докторской диссертации

Весь 1969 год по стране распространялась истерия подготовки к 100-летию со дня рождения Ленина. Об этом писали в газетах и журналах, долдонили по радио, а по телевидению показывали, какую радость этот юбилей доставляет колхозникам и рабочим. В школах и детских садах дети учили стихи и пели песни про Ленина, посвящали ему свои рисунки.

Семья наших друзей решила подарить своей пятилетней дочке Наташе рыбок в аквариуме, которых она давно просила. По дороге домой ей сказали, что ее ждет подарок.

— А какой подарок? — допытывалось дите.

— В стеклянной баночке.

— А что в ней?

— Такое, что ты больше всего любишь.

— А, я знаю-знаю — это Ленин!

— Наташенька, почему же Ленин в стеклянной баночке? — поразилась мама.

— Ты сказала, что я это люблю больше всего. А воспитательница в детском садике говорила нам, что мы должны больше всего любить Ленина.