Путешествие на абсолютный полдень

Спешившись и ведя лошадей в поводу, они двинулись дальше по тропе и через час с небольшим вышли к похожим на крепостные стены невысоким меловым останцам, которые цепочкой уходили в сгустившиеся сумерки. Амрай некоторое время присматривался, потом решительно направился вперед. Тропа разошлась мелкой осыпью и исчезла. За третьим каменным выступом Амрай вдруг повернул в какой-то овраг и они оказались у входа в пещеру. Своды уходили в темноту, поднятые на известняковых ребрах. В центре пещеры стояла одинокая колонна, в которую был вбит крюк с подвешенной на нем маленькой лампадой. Лампадка еле теплилась, почти не давая света. Оставив свою лошадь Лалу, Амрай подошел к колонне и ударил по ней кулаком. Звук, получившийся от удара, был похож на рокот большого барабана и долго гулял по пещере. Лал видел, что Амрай занес руку для еще одного удара. Но где-то раздался скрежет и из тьмы вышли две невысокие, укутанные в темное фигуры. Амрай отступил под лампаду и позволил им разглядеть тамгу. Фигуры почтительно перед ним склонились. Одной, потом другой он на секунду положил ладонь на голову и оглянулся на вход в пещеру, где ждал Лал.

У Лала приняли уставших лошадей и жестами пригласили следовать внутрь. Он, как и просил Амрай, держался у монаха за спиной и в тени. Пещера оказалась входом в монастырь молчальниц, ярусами вверх и вниз уходящий внутрь скалы. Женский монастырь. Что уж было нарисовано у Амрая на тамге, неизвестно, но к нему здесь отнеслись почтительнее, чем к государю императору в Таргене.

Ночлег, в отличие от первого – на земле в степи, – обещал быть комфортным. На соломенных тюфяках, положенных в стенные ниши. Лал наблюдал. Амрай сейчас был тем генералом Ордешем Амраем, с которым Лал дрался в первые четверть часа их знакомства. Презрительно-высокомерным красноглазым иерархом. Пищу на ужин эргру Амраю подали на стол, стоящий в трапезной на возвышении, Лала проводили за общий внизу. Когда шли на отдых, Амрай небрежно повернул Лала в нужную сторону железными пальцами за разрезанное плечо, очень неожиданно, поэтому больно. Лал, вместо того, чтобы следовать за ним, врезался в неровно отесанную стену. Его подхватила под руку монахиня. Посмотрела в лицо. Повела подбородком, молча спрашивая, чем помочь.

– Дай чистый бинт, сестра, – шепотом попросил Лал, стараясь сделать так, чтоб стало не больно, и из глаз не вылились невольно выступившие слезы.

– Не играй со мной в молчальницу, – строго и зло выговаривал ему потом Амрай, когда заскорузлую тряпку сменили чистой повязкой с каким-то лекарством. – Говори со мной, если дело плохо. Я должен знать, если что-то не в порядке. Я пытаюсь рассчитать твои силы. Но я думал, ты сильнее. Извини, в будущем свои ошибки я учту.

– Не играй со мной в грубияна, – неласково отвечал Лал. – И дело будет хорошо.

– Так надо, – отвечал красноглазый, немного смягчив тон. – Потерпи. Скоро мы будем там, где нужно. Я запретил тебе говорить с другими, но со мной – обязательно говори, если устанешь или заболеешь.

Из монастыря молчальниц они выехали на рассвете. Чтобы к вечеру попасть в другой, почти такой же, но мужской, и не в пещере а, на этот раз, в заброшенном древнем городе, где не было ни одной целой стены или крыши. На самом деле, под разрушенным городом находился другой, целый и оживленный. Но закрытый. Так они ехали неделю, все время на северо-запад, вдоль едва виднеющихся на северном горизонте очень далеких вершин, при этом пропуская все левые ответвления дорог и тропинок. Трижды встречали вооруженных савров. На день пути вглубь Савр-Шаддата военных разъездов уже не было, годные к военной службе ушли на юг, на войну. А встреченная охрана табунов и овечьих отар на белого с ног до головы монаха и едущую с ним монашку в черной робе, взятой для маскировки у молчальниц, не то, что не обращали внимания, а не видели их вовсе. Словно их не существовало.

Малые, на пять монахов, или большие, на сотню-две человек, но обязательно скрытые от человеческих глаз монастыри находились друг от друга на расстоянии дневного перехода и, вероятно, не случайно. Амрай сказал, что чужим в монастырях дверей не открывают. Хоть саврский князь туда приедь, хоть сам император. В лучшем случае дадут на пороге миску похлебки и предоставят тростниковый шалаш укрыться от непогоды. Не больше. Но тамга откроет любую подземную дверь.

– Куда мы все-таки едем? – снова спросил Лал к концу третьего дня путешествия.

– В Ренн.

Лал вспомнил большую шелковую карту, висевшую у государя в кабинете.

– А ничего, что Ренн на северо-восток отсюда, а мы едем на северо-запад?

– Мы не пойдем через перевалы.

– В Савр-Шаддате нет ни одного открытого порта, все блокированы с моря.

– Мы не поплывем морем.

– Как же мы окажемся в Ренне?

– Тамга проведет.

От таких разговоров Лал нервничал и сомневался, а действительно ли он сделал правильный выбор, поставив на Амрая и доверившись ему. Или просто это нервное состояние Амрая передавалось ему, потому что монах все время был в напряжении, словно внутри него туго свернули пружину.