– Не лги мне. – Рин хотелось, чтобы он выложил все начистоту. Она не могла больше выносить его необычной отстраненности, не могла выносить мысли о том, что чего-то о нем не знает. – Что тебя тревожит?
Катай долго молчал.
– Просто… Не знаю, Рин. В Арабаке было…
– Ужасно.
– Не то чтобы ужасно, но странно. И я пробыл там так долго, а теперь на свободе, но не могу прекратить думать о гесперианцах.
– И что ты о них думаешь?
– Не знаю, я просто… – Катай забарабанил пальцами по колену, явно пытаясь понять, как много может рассказать. Но к его следующей фразе Рин была совершенно не готова. – А ты не думаешь, что они могут быть просто лучше нас?
– Катай… – Рин резко повернулась и уставилась на него. – Ты о чем вообще?
– Когда Нэчжа привез меня в Арабак, первые два дня он показывал мне город. Все, что они построили всего за несколько недель. Помнишь, каким он был невыносимым, когда мы впервые приехали в Арлонг? Без конца болтал о новых технологиях на флоте и так далее. Но на этот раз я увидел чудеса собственными глазами. Я видел то, о чем и мечтать не мог.
Рин скрестила руки на груди:
– И что?
– Так как же они все это построили? Как создали устройства, противоречащие всем законам природы? Их знания во многих областях – математике, физике, механике, инженерном деле – многократно превосходят наши. Все, что наши ученые открыли на горе Юэлу, они наверняка знали уже несколько веков. – Он сжал пальцы. – Почему? Почему у них это есть, а у нас нет?
– Не знаю, – сказала Рин. – Но это не значит, что они лучше, что бы ты под этим ни подразумевал.
– Почему бы и нет? Каждый монах Серой гильдии, с которым я встречался, верил, что они от природы своей высшие существа. И они говорили так не от жестокости или снисходительности. Просто считали непреложным фактом. Научным фактом, как то, что океан соленый, а каждое утро восходит солнце. – Он перестал заламывать пальцы. Рин внезапно захотелось хлопнуть его по ладоням. – Они рассматривают эволюцию человека как лестницу и стоят на ее вершине, по крайне мере, близко к ней. А мы, никанцы, цепляемся за нижние перекладины. Ближе к животным, чем к людям.
– Чушь собачья.
– Точно? Они строят дирижабли. Не просто научились летать, они летают уже несколько десятилетий, а мы обладаем лишь примитивными знаниями о мореплавании, потому что уничтожили собственный флот в бессмысленных гражданских войнах. Почему?
От ужаса у Рин сжалось сердце. Она не хотела слышать такие слова из уст Катая. Это было хуже предательства. Она как будто обнаружила на месте лучшего друга совершенного незнакомца.
Рин солгала бы, сказав, что никогда не задавалась этим вопросом. Конечно, задавалась. Она думала над этим все долгие недели, пока ее рассматривала у себя в кабинете сестра Петра, заставляя раздеваться донага, когда Рин предоставляла свое беззащитное тело в распоряжение гесперианцев, позволяя измерять себя и записывать данные, выслушивая объяснения холодным будничным тоном – что мозг у Рин меньшего размера, рост ниже, а глаза видят меньше из-за особенностей ее расы.
Конечно, она задумывалась, и часто. А может, гесперианцы правы? Но она не могла выслушивать, как Катай говорит это, словно уже согласился.
– Возможно, они ошибаются насчет нас, – продолжил он. – Но правы почти во всем остальном, иначе не построили бы все это. Посмотри, какой город они воздвигли за считаные недели. Сравни его с самыми прекрасными городами империи. Неужели ты не понимаешь, о чем я?
Рин вспомнила чистые улицы Нового города, их четкую сетку, быстрый и эффективный транспорт. Никанцы никогда бы не построили ничего подобного. Даже в Синегарде, столице Красного императора и жемчужине империи, сточные воды текли прямо по улицам, как вода после дождя.
– Может, все дело в их Творце. – Она попыталась придать голосу легкость. Катай устал, она тоже устала, и может быть, утром, когда они выспятся, весь этот разговор покажется шуткой. – Может, молитвы и правда помогают.
Катай не улыбнулся.
– Дело не в религии. Возможно, тут и есть связь – Божественный Творец явно лучше относится к научным исследованиям, чем любой из наших богов. Но вряд ли им вообще нужны боги. У них есть механизмы, и куда более могущественные, чем любые божества. Они переделывают мир под себя, в точности как ты. И для этого им не нужно жертвовать своим рассудком.
На это Рин нечем было возразить.
Ответ мог дать Цзян. Ведь он всегда был уверен, что Пантеон находится в центре вселенной, и предупреждал Рин, чтобы она не думала, будто материальный мир можно механизировать, покорить и доминировать над ним. Он твердо верил, что гесперианцы и мугенцы давным-давно позабыли свою сущность и место во вселенной, в результате потеряв души.
Но Рин никогда не интересовалась космологией или теорией. Боги интересовали ее только как источник власти, и она не могла сформулировать то, что запомнила из бормотания Цзяна, в более или менее приличное возражение.
– И что с того? – наконец спросила она. – Что это значит для нас?