Тогда… хозяева? А кто? Инга улыбается, видя отчищенную наконец-то сковороду. Прекрасно!.. Ну, да. Гордиться тем, что удалось отмыть посуду после того, чем она занималась на Земле… Инга кривит губы и выбрасывает ненужную мысль, возвращаясь к прежним размышлениям. По всему выходит, что пытаться надо воздействовать на девчонку, по милости которой они двое тут оказались. Она единственная из тех, кого Инга успела увидеть, достаточно наивна в силу возраста. И это вполне можно использовать в своих интересах. Тем более, что это тело, в котором Инга теперь заперта, как раз по возрасту где-то рядом с девчонкой. Так что можно сыграть на этом…
Инга передаёт сковороду Эттле и довольно выдыхает. Посуда закончилась! Теперь только протереть столы, подмести пол — сегодня мыть его будут другие — и можно отправиться к себе. До утра.
***
Лий поджимает губы, стараясь не выдавать того, насколько ей сейчас обидно слышать такое! Она заставляет себя улыбнуться и склоняет голову в положенном этикетом — ещё там, старым, что был до Ливня! — приветствии. И надеется, что никто из присутствующих здесь не видел, как она зашла несколько минут назад. Потому что это слишком унизительно — знать, что все курсе того, что она подслушивала! Лий клянётся себе, что это был последний раз, когда она опускалась до подобного.
И понимает, что вряд ли сдержит клятву…
Хотя в этом и есть смысл — услышать ещё хоть когда-то, что та, кого она всегда считала лучшей подругой, на самом деле воспринимает её не более, чем забавной зверушкой, не просто неприятно… Обидно. Настолько, что хочется сбежать домой, забиться в комнату… в шкаф закопаться, как в детстве!.. и остаться там до скончания веков.
А ведь именно семья Трок была одной из тех, кто первыми начал восстанавливать мир после окончания Ливня! Пусть Лий тогда было всего десять с половиной, и никто бы и не подумал посвящать её во что-то серьёзное, но она помнит это. И то, с какой благодарностью относились к ним тогда люди, которых удалось спасти! А теперь… эти самые спасённые, возомнившие себя избранными — Лий прекрасно знает, что большинство из тех, кто теперь величает себя аристократами, до Ливня были не более, чем простолюдинами, не смевшими и мечтать о том, чтобы встать вровень со старыми семьями! — говорят, мол, пора спасателям подвинуться! Как это низко!
Хотя мама бы сказала, что ничего иного от людей, никогда в жизни не прикасавшихся к подлинному благородству, не имеет и смысла ожидать.
Нужно было остаться дома и учить руны, на чём настояла бабушка, пусть мама и была против. Но как же это скучно! А ведь раньше мечтала, что однажды родители поймут, что она способная, и будут учить её магии! Ну, что ж. Теперь вот учат. Но почему-то это оказалось далеко не так увлекательно, как представлялось…
— Доброго неба вам, — ясно улыбаясь, проговаривает Лий, занимая самый краешек резной скамьи тёмного дерева, стоящей ближе всего ко входу. Она от души надеется, что это не выглядит, как намерение сбежать при первой же опасности… Хотя именно так оно и есть. Пусть даже Лий и клянётся сама себе, что ни за что на свете не поддастся страхам! Глупости. Она сейчас вся трясётся. Потому что, если Эйкки и Ниин… и Фирр… действительно видели, как она подслушивала по ту сторону беседки, то сейчас они так пройдутся по Лий и её манерам, что самое лучшее, что можно будет сделать — сдохнуть на месте. И ведь будут правы — она и в самом деле вела себя недопустимо! Пусть даже то, что услышала, и было… но ведь оно не не предназначалось для её ушей, так…
— Доброго неба, — тотчас отзывается Эйкки, улыбаясь так ярко, словно бы невероятно рада видеть Лий. Рада! Особенно после того, что только что говорила! — Ты пропустила вчерашний вечер. Мама расстроилась — ты ведь знаешь, насколько она мнительная…
— Эйн Оттэ опять решила, что ваша семья решила бросить нас в это сложное время, — печально добавляет Ниин, прокручивая пальцами листик, сорванный с лианы.
Лий вздыхает. То, что эйн Оттэ и правда слишком уж склонна к преждевременным выводам, основанным на собственных додумках, она прекрасно знает. Как и то, насколько это злит маму и бабушку. И, быть может, она бы даже не стала поддерживать общение с Эйкки, если бы не то, что эйн Оттэ… вернее — её муж… не контролировал половину караванных путей в этих местах, и крайне важно сохранять с ними дружеское общение. Так папа говорит — сама Лий мало что понимает в этом, кроме того, что дружить с семьёй Оттэ им выгодно. Правда, Эйкки слишком… Лий заставляет себя улыбнуться как можно более невинно и виновато. Пусть это и вызывает в ней одно только отвращение.