Иван Егорович пытался успокоить себя тем, что находится на отдыхе, но тревожные мысли не уходили. Очень хотелось выяснить хотя бы для себя, как и для чего был создан этот дом? Служители рассказывали, что товарищ Сердюк довольно часто приезжает сюда с некоторыми ответственными работниками на субботу и воскресенье, но за полторы недели, что провел здесь Иван Егорович, директор Мельтреста не появлялся. И редактор решил подождать встречи, чтобы взять сразу быка за рога.
Ловля ставриды как-то перестала развлекать Ивана Егоровича. Правда, Золотницкий, заметив, что партнер его находится в угнетенном состоянии духа, предложил лучшее место — с леской, сам взялся за весла, но сегодня даже поклевка казалась вялой. Кончилось тем, что Иван Егорович поменялся местами с Золотницким и медленно направлял лодку к берегу, как будто там его ждало какое-то незавершенное дело.
Золотницкий, вытащив самодур в очередной раз и освободив его от бьющихся рыб, окинул взглядом горизонт и вдруг сказал:
— Я бы запретил отдыхающим заплывать так далеко! Смотрите, они уже на целый километр ушли от берегового буйка.
— Не утонут, — безразлично сказал Иван Егорович, медленно перебирая веслами.
— Э, да они и точно обессилели! — воскликнул Золотницкий, не спуская глаз с какой-то точки на горизонте. — Иван Егорович, гребите! Скорее! Вот вы все ищете бурной деятельности, так давайте спасать утопающих. Нечего думать о газете! Она никуда не уйдет.
Иван Егорович сердито посмотрел через плечо. Метрах в трехстах от лодки в мелкой зыби и на самом деле мелькали две белые точки — головы, повязанные косынками. Внезапно оттуда послышался жалобный крик:
— Помогите!..
— Всегда вот так с этими любопытными женщинами! — проворчал Иван Егорович, налегая на весла. — Захотели, наверно, посмотреть, как мы рыбалим, а силенок маловато.
— Скорее, скорее! — Золотницкий швырял как попало снасть. — Похоже, что они совсем выбились из сил! — И закричал пловцам: — Держитесь, товарищи!.. Идем!
Теперь лодка двигалась быстрее. Золотницкий, вцепившись в кормовое весло, старался вывести ее прямо на пловцов. Иван Егорович, глянув через плечо еще раз, увидел, что пловцы и впрямь обессилели. Непонятно, почему они не перевернутся на спину, чтобы отдохнуть? Боятся за свои косынки, что ли?
— Суши весла! — скомандовал Золотницкий и, перегнувшись через борт, ухватил одного из пловцов за руку. Иван Егорович протянул руку второму. Это оказались двое мужчин с повязанными по-бабьи головами. Они обессилели так, что не могли даже перевалиться через борт. Пришлось втаскивать их.
Иван Егорович, понаторевший за эти годы в морских происшествиях, вытащил из-под скамейки термос и подал длинному худому парню. Тот отпил глоток и сунул термос второму, толстому, коротконогому, который едва дышал, не в силах даже поднять голову. Впрочем, почувствовав в руке термос, он мгновенно прильнул к нему.
— Но, но, не торопитесь! — сказал Иван Егорович. — Чай-то с коньяком!
Толстяк будто не слышал. Тогда Золотницкому пришлось отобрать термос.
— Какая причина толкнула вас на коллективное самоубийство? — спросил Иван Егорович, выбирая раздавленных рыб, на которых всей тушей шлепнулся толстяк, и выбрасывая их за борт. Спасенные, почувствовав под собой шевелящуюся массу, поднялись с днища и сели на скамейки.
— Вот! — коротко ответил длинный и, размотав с головы чалму, оказавшуюся рубашкой, вытащил из нее какой-то подмокший сверток бумаг.
— Что это такое? — недоверчиво посмотрел на него Иван Егорович.
— Статья! — шумно выдохнул длинноногий. — Вы ведь редактор газеты товарищ Голубцов?
— Статья? — Иван Егорович вытаращил глаза. До сих пор он не получал статей таким оригинальным способом. — Вы что, с ума сошли? Статьи сдают в редакцию, а не транспортируют по морю на голове.
— Постой, постой, Иван Егорович! Может, у молодых людей была особая причина, чтобы плыть, рискуя стать утопленниками? Они же и в самом деле чуть не утонули!
— Я в отпуске, — пожал плечами Иван Егорович. — В редакции есть Коночкин. Обратитесь к нему.
— А мы обращаемся к вам с жалобой на Коночкина! — закричал длинный. — Я — новый сотрудник редакции! — готовый заплакать, продолжал он. Толстяк ткнул было его в бок ослабевшим кулаком, но тот только огрызнулся: — Не мешай, Гущин!
Тут лишь Иван Егорович признал в толстяке своего фоторепортера. Да и как его было признать? Всегда румяный, прилично одетый, он был гол и бледен, да и разговаривать, как видно, не мог. Все же Иван Егорович строго спросил:
— В чем дело, Гущин?
— Это… это наш новый сотрудник, — все еще не справляясь с одышкой, пробормотал Гущин. — Чащин. Федор Чащин. У него конфликт с вашим заместителем… Мы вас искали…
— Хорошо, нашли, а дальше что?
— А это в статье. А у меня фотографии.
Дрожащими руками он принялся развязывать свою чалму и вытащил несколько снимков. Они были мокрые. Видно, Гущину пришлось труднее в пути по морю. Лодка тихо покачивалась, относимая легким течением к берегу. Иван Егорович вдруг вспомнил свои сетования на скуку. Это и было то неожиданное, чего он с таким нетерпением ждал. Он протянул руку:
— Давайте!