Волчонок рос. Он уродился в отца – не был похож ни на кого. Его голос сделался глубже и развернулся вширь от рыков и воя до хохочущего лая. Все громче и громче слышался этот голос в далеком Асгарде. Для Тюра в нем звучала музыка дикого мира, но иначе думали другие боги. Игривый волчонок вырос с вепря и продолжал расти. Он шастал по лесу и убивал ради забавы, а Тюр думал, что это он шалит по малолетству. Фенрир оставлял на снегу зайцев истекать кровью, в лесу вспарывал животы оленятам. Он вырос с жеребенка, с лосенка и, наконец, с молодого бычка. Когда он забавлялся, весь Мидгард гудел эхом, а тишина теперь казалась зловещей: в тишине он выслеживал добычу, и даже боги не знали, кого он выберет на сей раз. Тюр приносил ему дичь и кабаньи окорока, чтобы задобрить и привязать к себе, Фенрир жадно заглатывал мясо, выл и снова убегал убивать.
Наконец пришел день, когда боги решили волка связать. О богах северяне говорили теми же словами, какими обозначали связи и путы – то, что скрепляет мир, увязывает вместе, не дает прорваться хаосу. Один правил копьем, выточенным из ветви Иггдрасиля, с древком, покрытым рунами правосудия. Ударом копья он начинал войны, разрешал споры, добивал героев на поле битвы, чтобы вознести в Вальгаллу, где вечно едят жареную вепревину, пьют мед и играют в тавлеи. Боги желали крепко держать мир в руках, а волк был буйный сын непостижимого и непредсказуемого Локи, потешавшегося над их торжественной спесью и предрекавшего им дурной конец. Но таково было их понимание порядка вещей, что они не убили волка, а решили обездвижить его и поглумиться. Для этого нужна была хитрость. Нужно было так обмануть волка, чтобы он сам помог богам.
Боги сковали прочную цепь и назвали ее Лединг. Все вместе пошли в лес к волку, льстили, говорили, что принесли ему новую игрушку позабавиться и показать свою мощь. Они, мол, свяжут его для шутки, а он разорвет цепь и всех удивит своей силой и проворством. Волк вздыбил шерсть на загривке, посмотрел на них холодно и расчетливо и зрачки сузил с булавочную головку. Что ж, сказал он, это мне под силу, но только зачем? Мы побились об заклад, отвечали боги. (Дело было на краю прогалины, и волк мог кануть обратно в темный лес, а мог и прянуть на богов)…Мы бились об заклад, сказали они, о том, как быстро ты разорвешь цепи. Хеймдалль-глашатай, охранявший высокие врата Асгарда, мог расслышать, как трава выходит из земли и шерсть растет на овце. Он слышал, как бежит и колотится кровь у волка в жилах, как мышцы натягивают шкуру. Поиграй с нами, сказал он зверю. Тот оценивающе глянул на Лединг, лег на лесной войлок и протянул вперед большие когтистые лапы. Тогда боги взяли цепь, скрутили его всего, завязали пасть, чувствуя, как разит от него жаром и сырым мясом, и бросили на земле, словно быка, предназначенного на вертел. Волк кашлянул, хрипнул перетянутым горлом, помотал головой, потом встряхнулся, напряг мускулы… Цепь лопнула и грудой спала на землю. Волк поднялся, недобро глянул на богов и издал звук между воем и урчанием. Боги знали, что такой у Фенрира смех. Волк словно бы ждал продолжения игры, но боги молча отступили.
Вернувшись в Асгард, они велели кузнецам расстараться получше. У новой цепи были двойные звенья, хитро сплетенные между собой. Имя ей было Дроми. С ней вернулись боги к Фенриру. Он склонил голову набок, оценивая крепость ковки. Добрая цепь, сказал он, но и я подрос с той поры, как порвал Лединг. Ты прославишься среди зверей, сказали боги, коли одолеешь такую отменную штуку. Волк подумал и сказал, что цепь и впрямь крепка, но и он окреп с последнего раза. И снова позволил Фенрир связать себя. Снова он встряхнулся, выгнулся, напрягся, дернул ногами – от цепи только звенья полетели. Фенрир ухмыльнулся, вывалил язык и насмешливо фыркнул. Он продолжал расти, и Хеймдалль все время слышал это.