Ракетное утро России (СИ)

- Не только, - Фомин машинально достал коробку с папиросами и тут же сунул в карман, в больнице нельзя курить. Возможно, этим жестом он пытался скрыть некоторое замешательство. – Дальше я расскажу вам о вещах, о которых, быть может, говорить и не стоило. Но её смерть всё изменила.

Он ненадолго умолк.

- Вы расстроены, полковник? Это я должен рвать простыни – не смог её защитить, договориться с англичанами, слушал идиота Клауса… Или как там его на самом деле зовут?

- Внешняя разведка, Георгий Павлович, входит в ведение другого департамента, я не ответственен за их упущения. Но мы забежали вперёд, - Фомин переплёл пальцы и откинулся назад на спинку стула. – Знаете, уже столько лет прошло, когда её привели в первый раз… И я сорвался. Увлёкся, потерял голову. Был женат, двое детей… Контрразведчикам в работе с агентурой не возбраняются близкие отношения. Начальство считает, что женщины, прирученные через постель, служат вернее. Точно также наши агентессы соблазняли нужных господ. Но эта была не игра! Не просто служба. И, по странной прихоти судьбы, Лизонька ответила мне взаимностью.

- Я никогда не называл её ни Лизой, ни Елизаветой…

- Да! Элизой она стала чуть позже. Новые власти России не экономили на делах тайных, моя лучшая сотрудница не была обделена ничем. Через неё мы ликвидировали остатки левого подполья. Потом она выполняла другие задания, была внедрена в «Вольфштейн и Ко», как раз познакомилась с вами…

- …А с вами продолжала встречаться. Какой же я был дурак и слепец!

Георгий сморщился. Резь в оперированных ногах соединилась с душевной мукой.

- Не корите себя. Элиза могла обвести вокруг пальца и более искушённых. Когда пришлось отдать её разведке для миссии в Германии, я места себе не находил, писал рапорты о переводе… Потом узнал: она поставила нашему берлинскому резиденту условие: по окончании операции с «Кондором» уходит со службы и остаётся с вами, Георгий Павлович. Она предпочла вас мне – поздравляю… - полковник развёл руками и вдруг встревожился. – Что такое? Вам в самом деле плохо! Я сейчас позову врача.

- Не трудитесь. Пройдёт… Нога! И сердце…

Фомин метнулся к двери, но был остановлен полным боли голосом:

- Обождите. Боюсь, через несколько минут не смогу продолжать. Извольте закончить.

Тот вернулся к койке, но уже не присел, твёрдо глядя на влажное от испарины бледное лицо.

- В память о Лизе я иду наперекор правилам службы. Вы покинули Россию, служили государству, ставшему нашим врагом. «Кондор» и полётные документы уничтожены, второй пилот погиб, мы не предъявим миру доказательств германского вероломства с химической бомбой. По идее, я был обязан лгать, обещать вам встречу с ней и долгую счастливую жизнь, а взамен тянуть информацию о ракетной программе «Опеля».

Георгий закрыл глаза.

- Я лежу с перебитыми ногами. Не то что летать не буду, даже ходить без костылей – вряд ли. Девушка, которая любила меня, погибла из-за ваших шпионских затей. Что вы ещё хотите?

- Только одного, - Фомин склонился над раненым. – Сделайте так, чтоб её жертва и гибель не были напрасными. Вас вылечат, сделают всё, на что способны российские эскулапы. А потом – милости просим в компанию к Серёже и Евгению. Ваша голова мыслит по-прежнему ясно.

Наверно, это выглядело кощунственно: предлагать инвалиду, лишённому всего, кроме мозгов, отдать во славу Родины и последнее – свой интеллект. Но других слов полковник не нашёл.

Перед тем, как сесть в пыльный «Хорх», Фомин вдруг решил выплеснуть раздражение на Сергея.

- Старший лейтенант! Ко мне!

- Да, господин полковник?

- Мне осточертело объяснять каждой проверке, отчего у вас часть документов на Баландина. Извольте привести дела в порядок! – увидев протестующий жест, Фомин прикрикнул: - Отставить возражения. Вернёмся, через сутки приказываю доложить об исполнении. Чёрт знает что, а не армия!

Он так и не опустился на сиденье, а вырвал длинный ивовый прут и нервно пробежался вдоль плаца, стегая себя по голенищам сапог.

- Что это с ним? – спросил Бестужев. – И у тебя что за чехарда с фамилией?

- Эх… - Сергей снял фуражку и обмакнул лоб платком. – Баландин – фамилия отчима, под ней и жил, потому что ненаглядный родной папочка бросил нас давно. Отцовская фамилия мне ненавистна. Но, похоже, ничего не попишешь, Фомин кипит и плюётся кипятком.

Евгений, не знавший, о чём говорил контрразведчик с израненным лётчиком, пребывал в недоумении относительно нервических выходок полковника и только спросил Сергея:

- И какая у тебя теперь будет фамилия?

- А вот такая… - он промолчал и с ненавистью выдохнул: - Королёв!

Глава двенадцатая. Конкурент