Сэм сделал паузу, давая вождю время для ответа, однако тот молчал.
— Вот потому-то и я, и Седой Сказитель научились вашему языку.
— А почему другие из твоего народа не учатся? — спросил вождь, не сводя с него больших немигающих глаз.
— У других людей другая работа. Они работают вместе, и им не одиноко. У многих работа куда тяжелее моей. Они трудятся с утра до ночи, и у них просто нет времени учить ваш язык. Некоторым землянам учиться трудно, поскольку у них нет навыка к чужим языкам. Я легко научился говорить по-вашему, а Седому Сказителю было намного труднее. Для кого-то это совсем трудно.
Вождь не произнёс ни слова. Он слегка разжал тонкие губы, выпустив поток сизого дыма, но глаза так и остались неподвижными. Этот пронизывающий взгляд не пугал Сэма. Он привык и к кошачьим глазам, и к кошачьим повадкам зеленокожих. Ничего удивительного. Прожив более четырёх лет в дождевых лесах, начинаешь понимать зеленокожих. Но только начинаешь. Пока Сэм курил свою сигарету и ожидал следующего вопроса, ему вспомнилось, как написал Берроуз, впервые увидев вене-рианцев. «Телом они на восемьдесят процентов напоминают людей, а откуда взяты остальные двадцать процентов — одним небесам известно. Разум у них на восемьдесят процентов человеческий, а на двадцать — кошачий». Верно подмечено, думал Сэм, глядя в кошачьи глаза вождя. А эта погружённость в себя, эта тайна, скрытая в жёлтых глазах? А удивительное терпение и врождённое чувство собственного достоинства? Правда, Берроуз забыл добавить, что облик и повадки венерианцев имели мало общего с изнеженными домашними кошками.
— Я ничем не отличаюсь от своего народа, — вдруг нарушил молчание вождь, — Ты не найдёшь отличий ни здесь, ни по другую сторону гор, ни даже на другом краю нашего мира. У землян не так. У тебя лицо коричневое, морщинистое и покрытое густым мхом, как кора старого дерева
— Во мне есть кровь индейцев чероки, — сказал Сэм и тут же спохватился: вождю это ни о чём не говорило. — На Земле живут люди с разным цветом кожи. Есть белокожие, есть краснокожие и чернокожие. У некоторых людей кожа коричневая или жёлтая.
— О! — заинтересованно произнёс вождь. — А зелёная тоже есть?
— Зеленокожих людей на Земле нет.
Здесь Сэм утратил бдительность и, усмехнувшись, необдуманно добавил:
— Правда, о некоторых говорят, что они зелёные. — Спохватившись, он тут же перестал улыбаться и поспешно произнёс: — Но так только говорят. На самом деле они не зелёные.
И надо же допустить такой дурацкий промах! Ему ли не знать о прямолинейности разума венерианцев? Где им понять земные иносказания?
— Если они не зелёные, зачем тогда называть их зелёными? — следуя безупречной венерианской логике, спросил вождь.
Кошачьи глаза вождя снова застыли на лице Сэма, требуя ответа. Сэм лихорадочно подыскивал слова для ответа, который удовлетворил бы прямолинейно мыслящего венерианца, не оскорбив его чувств.
— У нас есть люди, которые отличаются особой честностью и прямотой. Про таких говорят, что в них живёт зелёный дух. Потому их иногда и называют зелёными.
Вождь молча выслушал ответ и всё так же неподвижно глядел на землянина. Привычка венерианцев надолго умолкать очень мешала разговору с ними. Что им ни говори, никогда толком не поймёшь, убедили их твои слова или нет. Зеленокожие умели неожиданно задать острый вопрос, но их реакция на ответ сама становилась вопросом, зачастую совершенно непонятным. Сигарета вождя давно погасла, а он всё молчал.
Наконец он заговорил:
— Я много слышал о тебе, Сухопарый. Мой ум не пропускает ничего, даже капельки росы, падающей с листа. Я знаю, что ты — хороший землянин.
Он опять помолчал.
— Есть разные земляне: хорошие и плохие. Но о тебе и о Седом Сказителе я слышал только хорошее.
От этих слов, произнесённых размеренным голосом и сопровождаемых гипнотическим взглядом, Сэм ощутил слабость во всём теле. Он неуклюже попытался отмахнуться и стал думать, как объяснить вождю, что его заслуги преувеличены. Меньше всего Сэму был нужен нимб, возводимый туземцами над его всклокоченной седой головой. Он ведь не совершал никаких подвигов — просто помогал, когда его об этом просили, и занимался своей работой. В его родном городке на реке Ниошо[3] такое считалось обыкновенным проявлением добрососедства. Люди хорошо отзывались о тебе, и этого было достаточно.
Сэм так и не успел найти ответных слов, поскольку вождь заговорил снова.
— Большая беда постигла оба наших народа, и по горам поползла смерть. Это плохо, очень плохо, ибо зло подобно разлившейся реке. Я не хочу, чтобы живущие в наших лесах разделились на охотников и дичь. Я не хочу, чтобы лес стал опасным местом, где убивают по подозрению.