Она бросается к моим ногам, потом в мои объятия… Передо мной – Кьяра! Я едва узнал ее, так она выросла и пополнела, что, однако, нисколько не умаляло изящества ее форм. «Милая, дорогая Кьяра!» – восклицаю я в глубоком волнении и прижимаю ее к своей груди. «Не правда ли, – говорит Кьяра, – вы не прогоните и не оттолкнете бедной Кьяры, которая обязана вам жизнью и свободой?» С этими словами она бросается к ящику, который вносит в эту минуту почтовый служитель, сует ему в руки столько денег, что тот улепетывает, громко возгласив: «Ай да молодец, моя милая цыганочка!», – потом открывает ящик, вынимает вот эту книгу и отдает ее мне, говоря: «Господин Лисков, возьмите лучшее наследие Северино, забытое вами». Я раскрываю книгу, и она начинает спокойно вынимать белье и платья. Вы можете себе представить, Крейслер, что Кьяра привела меня в немалое замешательство. Но пришло наконец время, повеса: ты должен научиться меня ценить. Когда я помогал тебе таскать спелые груши с дядюшкиного дерева и вешать вместо них искусно разрисованные деревянные плоды, или учил предлагать ему померанцевой воды в лейке, из которой он поливал свои панталоны, разложенные на траве для беления, или же помогал тебе разбивать прекрасную мраморную статую, – словом, когда я подстрекал тебя к разным дурачествам, ты считал меня шутом и полагал, что у меня нет сердца или же оно так плотно закрыто шутовской курткой, что нельзя и подозревать о том, бьется ли оно. Не кичись же твоей чувствительностью и твоими слезами; вот смотри: я опять начинаю позорно хныкать, как это частенько бывает с тобой. Но, черт возьми, не хочу я на старости лет показывать молодым людям свою душу, как какие-то меблированные комнаты! – Тут мейстер Абрагам отошел к окну и стал смотреть в темноту. Гроза прошла, сквозь шелест листьев слышно было, как падают капли дождя, стряхиваемые ночным ветром. Из дворца доносилась веселая танцевальная музыка. – Вероятно, принц Гектор открывает partie de chasse [55] и начинает ее прыжками, – сказал мейстер Абрагам.
– А Кьяра? – спросил Крейслер.
– Да, – сказал мейстер и совершенно разбитый опустился в кресло, – ты прав, сын мой, что напоминаешь мне о Кьяре; в эту ужасную ночь я должен испить до дна весь кубок горьких воспоминаний. Пока Кьяра весело порхала по комнате и в глазах ее сияла чистейшая радость, я почувствовал, что мне будет невозможно с ней расстаться, что она должна сделаться моей женой. Я сказал ей: «Кьяра, что я буду с тобой делать, если ты здесь останешься?» Кьяра подошла ко мне и сказала очень серьезно: «В книге, которую я вам привезла, вы найдете подробное описание оракула, приспособления к которому вы уже видели. Я буду вашей невидимой девушкой!» – «Кьяра!.. – воскликнул я. – Как ты можешь равнять меня с каким-то Северино?» – «О, не говорите про Северино», – отвечала Кьяра. Мне нечего рассказывать вам всего по порядку, Крейслер; вы уже знаете, что я приводил в удивление весь мир своей невидимой девушкой, и, конечно, можете быть уверены, что мне было противно возбуждать мою Кьяру какими бы то ни было искусственными средствами или чем-либо стеснять ее свободу. Она сама назначала мне день и час, когда она чувствовала себя способной играть роль невидимки, и только тогда прорицал мой оракул. Кроме того, эта роль стала потребностью для моей малютки. Некоторые обстоятельства, которые вы вскоре должны узнать, привели меня в Зигхартсвейлер. Согласно моим планам, я обставил свое появление очень таинственно. Я поселился в уединенном жилище вдовы княжеского повара, через которую я очень быстро распространил при дворе известие о моих чудесных фокусах. Случилось то самое, чего я ожидал. Князь, – я разумею отца князя Иринея, – явился ко мне, и Кьяра превратилась в волшебницу, которая, как бы вдохновляясь нечеловеческой силой, часто открывала ему его душу, так что многое, бывшее ему прежде непонятным, становилось ясно. Кьяра стала моей женой, она жила в Зигхартсгофе у одного преданного мне человека и приходила ко мне под покровом ночи, так что ее присутствие оставалось тайной. Заметьте, Крейслер, как люди любят чудесное: фокус с невидимой девушкой все сочли бы за глупый фарс, как только стало бы известно, что невидимая девушка состоит из плоти и крови. В том городе, где я встретил Кьяру, все назвали Северино обманщиком после его смерти, потому что в его кабинете говорила маленькая цыганка, и никто не обратил внимания на искусные акустические приспособления, посредством которых звук выходил из стеклянного шара.