Ратные подвиги простаков

Генерал Людендорф спал тревожно, так как его частный покой нарушался оживленной перестрелкой — огневым действием партизанских отрядов бельгийского ополчения. Генерал почитал военные идеи графа фон Шлиффена, по уверению которого предел германских побед лежал в самой сердцевине Франции. Но это могло произойти, по уверению того же фон Шлиффена, только в том случае, если немецкие армии в первые же дни войны парализуют бельгийский географический клин, отделяющий часть французской территории от немецкой. Главный немецкий штаб воспринял идею графа фон Шлиффена полностью, но генерал Людендорф не понимал только одного: почему стреляют бельгийские ополченцы, если судьба их страны заранее была решена.

Стрельба на улице продолжалась, и одна из многочисленных пуль бельгийского ополчения пробила отверстие в стекле огромного венецианского окна гостиницы. Мелодично где-то прозвучала пуля, цветные хрустальные канделябры объемистого абажура на миг заискрились.

Будучи военным свыше тридцати лет, Людендорф отличался холодным рассудком, ибо военное дело, как он утверждал, являлось для него большой специальностью, не мелким ремеслом. Он не раз участвовал в крупных военных играх, разыгрываемых германским генеральным штабом, самостоятельно проводя обособленную роль теоретика, претендующего на звание полководца.

Военные игры в прошлом являлись репетициями. Ныне же Людендорфа пугала мысль — не может ли он, как актер, подававший большие надежды на генеральных репетициях, осрамиться и быть освистанным в таком большом и ответственном спектакле, как война?

На многочисленных военных играх Людендорф участвовал в занятии Льежа, — победа эта по карте доставалась легко: главный германский штаб предполагал занять первоклассную крепость в двухдневный срок.

Людендорф рассчитывал на успех, и минувшим днем кавалерийские отряды шли обозначенным средним аллюром: генерал торопил отряды — они шли к городу Визе, для захвата мостов, перекинутых через многоводную реку Маас. Он ехал впереди, тревога понемногу охватывала его генеральское сердце: дорогу загромождали баррикады и засеки, сооруженные бельгийским ополчением. А ведь при разыгрывании сражения по карте германским главным командованием ни засеки, ни баррикады в расчет не принимались. Практика таким образом сопротивлялась теории, и немецкая кавалерия за долгие два часа прошла только пять километров.

Бельгийское ополчение, — вооруженное, но не мобилизованное, — действовало партизанским способом: в темную и жуткую ночь с треском взлетали огневые брызги ружейной стрельбы. Людендорф поднялся с постели и озабоченный вышел на середину улицы: теория войны не предусматривала партизанского образа действия. Он кого-то позвал, но никто на его зов не явился.

Он подошел к забору, где плотно прижимались друг к другу пехотинцы и дрожали лошади, впряженные в пушки и зарядные ящики.

— Солдаты! — произнес Людендорф сухо и отрывисто. — Родина призвала нас под знамя войны, и мы стоим на путях к мировой славе через посредство воли и подвигов. Мы готовы к подвигам, а воля к войне закрепляется нашей великой родиной. Наша родина могущественна, и ее мощные средства войны не ограничены. Наша победа лежит в сердцевине Франции, но на пути нашем расположена мелкая страна — Бельгия. Все мелкое должно погибнуть ради достижения крупного. Но бельгийцы коварны: они избрали своим действием партизанский способ ведения войны. Партизанской войне бельгийского ополчения мы бросаем свой дерзновенный вызов: на каждую бельгийскую ружейную пулю — десять немецких снарядов!

Людендорф умолк, проблески начавшегося рассвета обозначили горизонт, небо было спокойно. Торопливые артиллеристы выкатывали орудия на середину улицы, снимая лафеты с передков.

На калужском базаре тоже пробуждалось утро, и пожилые женщины, поклонившись церковным главам, начинали свой торг. Огромные жаровни дышали огнем тлевшего древесного угля, а на просторных противнях шипела поджаристая печенка. В неохватных чугунах томилась требуха, промытая в уксусе и пропитанная молоком: торговки изготовляли рубец — примитивную пищу для заполнения солдатского чрева.

Торговки, зазывая солдат, предлагали им печенку в обмен на пятаки. Павел Шатров и Илья Лыков ели сальники, начиненные гречневой кашей.

— Мы, друг, чревоугодники, — сказал Илья Лыков, засовывая сальник за скулу. — Пока нас пожрет война, мы много истребим пищи.

— Что верно, то верно: в нашей сельской местности мужики употребляют пищу не ради войны, а для того, чтобы каждодневно опорожняться, — заметил Павел Шатров и от густого запаха баранины часто заикал.

Торговка была объемиста и мясиста и имела приятные мысли сохранить в определенной норме свою талию. Она перевернула слегка подрумянившиеся сальники ножом, духовитое баранье благовоние защекотало в ноздрях. Торговка чихнула и вытерла нос рукавом голубого платья.

— Господа военные, — произнесла она, — нынче ночью я слышала стрельбу из пушек: во сне ли это было или же наяву?