Разбег. Повесть об Осипе Пятницком

Имена Осип назвал первые, какие пришли в голову. Забота одна только была — ни малейшей паузы не допустить. По этой же причине решил обойтись без братьев и сестер, его запаса грузинских имен было явно недостаточно для большой родни. Подлинных же имен он не знал. В свое время ему прислали с Кавказа этот паспорт, не сообщив никаких подробностей о семье. Обычно такие сведения и не требуются, лишь бы паспорт был настоящий. Паспорт на имя Санадирадзе ни разу еще не подводил Осипа — ни в Харькове, ни в Пензе, ни в Москве, ни здесь, в Самаре: никаких зацепок при прописке; авось и теперь пронесет.

— Мне бы не хотелось оказаться в тюрьме, — сказал Осип, пока Познанский делал свои записи.

— Я вас понимаю, — поднял голову Познанский. — Удовольствие не из лучших.

— Это само собою, но в данном случае я имею в виду другое — меньше всего личные неудобства. Мое отсутствие, мне приходится повторить это, незамедлительно скажется на пуске трамвая. Я опасаюсь, что моя фирма взыщет с города неустойку за срыв работ.

— А, это… Нет, это не должно вас беспокоить. Объяснения с фирмой я беру на себя…

На этом первый допрос, собственно, и закончился.

К удивлению Осипа, Познанский, упомянув «Ермана-Германа», почему-то не стал выяснять обстоятельства, связанные с этим именем, под которым Осип и действительно выступал в Самаре. Хотя, по нормальной логике, именно эти обстоятельства должны бы вызвать у него повышенный интерес. Забывчивость? Да нет, едва ли. Познанский — матерый зубр, сразу видно. Именно показная обходительность, чрезмерная, до приторности даже, вежливость всего больше и выдают его: такие ничего не забывают, нет. У них всегда и во всем расчет! К тому же явно мнит себя звездой наипервейшей величины. Мы все глядим в Наполеоны, не так ли, господин полковник? Кто в Наполеоны, кто — в Порфирии Петровичи.

Да, какой-то расчет. Последует, разумеется, запрос в Кутаис — был ли там в свое время выдан паспорт Пимену Санадирадзе? Поскольку паспорт подлинный, Осип был уверен в благоприятном для себя ответе. Хуже обстоит дело с именами «родичей», тут на то лишь надеяться приходилось, что, в силу срочности, произойдет обмен телеграммами, а здесь уж не до частностей, не до мелочей…

3

Осип почти не сомневался, что на несколько дней его оставят в покое. Так оно и вышло: следующий допрос был через три дня. При этом, немаловажная подробность, не Осипа повезли в жандармское управление — Познанский сам явился в тюрьму… верно, и тут не без расчета, подумал Осип. Не иначе, губернский этот Порфирий Петрович, следуя повадкам книжного своего собрата, участливо примется сейчас осведомляться, каково мне живется в камере, нет ли каких жалоб… ах уж эти мне полицейские способы завоевать расположение!

Но нет, Познанский сразу к делу приступил. Вынул из казенной серой папки фотографическую карточку, протянул ее Осипу:

— Вы не встречали этого человека?

Осип с добрую минуту разглядывал хорошо известный ему снимок, на котором был изображен он сам. Не тот давний тюремный снимок, сделанный двенадцать лет назад в Лукьяновке, который однажды уже был предъявлен ему при одном из арестов, а свежий, прошлогодний, парижский. Разглядывая фотокарточку, Осип все время контролировал выражение своего лица: безразличие, заинтересованность, потом — полуулыбка изумления. С этой улыбкой он и сказал, все еще держа снимок перед глазами:

— Кого-то он мне напоминает. Определенно напоминает. Вы не находите, что этот человек чем-то похож на меня?

Познанский отозвался суховатым деловым топом:

— Да, вы правы. Некоторое сходство несомненно. Потому, собственно, я и решил показать вам. На фотографии изображен некий Осип Таршис, фигура, достаточно заметная в эмигрантских социал-демократических кругах.

— Вполне возможно, — машинально сказал Осип, еще не очень зная, как себя вести дальше.

— Не встречали? — молниеносно последовал вопрос; и Осип отметил, что только сейчас, впервые за весь сегодняшний допрос, Познанский применил обычную полицейскую уловку — застигнуть врасплох.

— Не имел чести! — с некоторым даже вызовом ответил Осип.

— А вы вглядитесь пристальней, — невозмутимо посоветовал полковник. — Я вас нимало не тороплю.

Осип смотрел на свое изображение. Фотокарточка была годичной давности. Сделана незадолго до отъезда из Парижа. Одет по-европейски: в смокинге даже. И не было тогда дремучей, во все лицо, бороды: аккуратная эспаньолка; и усы — ниточкой, с заостренными концами. Нынешняя-то борода уже в России появилась — для оправдания грузинского паспорта…