Разнотравье: повести

«Сама виновата, — грустно думала Луша. — Надо отваживать его».

И вскоре для этого представился случай.

Неожиданно приехал вновь назначенный главный инженер МТС с семьей. Квартиру подготовить еще не успели, и Луша предложила свою избу.

— Я домой только ночевать хожу, — сказала она. — Хозяйствуйте.

Инженер и жена его были люди пожилые, а сынок у них был четырехлетний — Светик.

В первый же вечер, придя домой, Луша не узнала своей горницы. Все было переставлено, перепутано, стол был застлан чужой скатертью, чужие вещи стояли на комоде.

Пришлось привыкать жить в собственном доме. Пришлось думать, где переодеваться, куда прятать от мужских глаз кое-какую одежку. Но эти неудобства не были неприятны Луше. Хоть не надолго, а в доме появился хозяин. Жене инженера было трудно. Она никогда не жила в деревне и боялась коров.

Кое-как приготовив обед, она садилась у окна и говорила устало:

— Хоть бы Филипп скорей приходил.

Когда приходил муж, она наливала ему суп, а сама садилась напротив и молча смотрела, как он ел. И Луша вспоминала, что совершенно так же смотрела на Сашу, когда он пил чай.

После обеда супруги разговаривали. Муж обычно был чем-нибудь недоволен и капризничал по пустякам.

Чтобы не мешать, Луша уходила к себе за перегородку. И ей казалось, что не у нее живут люди, а она снимает у них угол.

Саша заходить перестал; Луша видела его редко. Говорили, что он пытается ухаживать за Настенькой, но та не хочет встречаться с ним якобы потому, что боится Лушу. Впрочем, Луша обращала мало внимания на такие разговоры. Незаметно она втянулась в чужую семейную жизнь, заразилась чужими заботами, подружилась со Светиком и каждое утро приглаживала его жесткий вихор на затылке. Она любила стирать его одежку: маленькие штанишки, маленькие чулочки с петельками, маленькие лифчики — и обижалась, если мать стирала сама.

А когда у Светика заболел живот, обе женщины сбились с ног.

Мать чаще прежнего смотрела в окно и говорила:

— Хотя бы Филипп скорей приходил.

И Луша вторила:

— Хотя бы Филипп Васильевич скорей приходил.

Вечером на эмтээсовском «газике» приезжал инженер, и хотя от него решительно никакой помощи не было, в избе становилось спокойнее.

Недели через две на усадьбе МТС приготовили квартиру, и инженер уехал.

Луша пришла в опустевшую избу, вымыла блюдце, которое стояло вместо пепельницы, села на стул и заплакала, громко, навзрыд, так, что было слышно на улице.

На другой день, проходя мимо риги, она увидела пухлого, сопливого мальчонку.

Сама не понимая, что с ней, она бросилась к нему и стала целовать до боли. Он заорал благим матом, вырвался и убежал.

Придя в себя, Луша испуганно огляделась. Вокруг никого не было. Тогда она подумала, что мальчишка может рассказать родителям, и испугалась еще больше.

Днем в контору пришла мать пухлого мальчонки.

— Ты что же это! — закричала она. — Моего мужика в МТС не отпускаешь, а другие идут?!

У Луши отлегло от сердца.

— Кто идет? — спросила она.

— Да ты что, не знаешь? Сашка Гаврилов наниматься собрался.

На другой день Луша вызвала Сашу в правление.

— Ты что, в МТС хочешь подаваться? — спросила она.

— Еще не обдумал. Погляжу.

— Значит, так у тебя: только на родину вернулся и снова бежать? Не пустим. Мужчины нам самим нужны, — и Луша внезапно покраснела. С ней этого давно не бывало, она удивилась и покраснела еще больше.

Саша внимательно смотрел на нее.

— Пиши заявление, — продолжала Луша, сторонясь его взгляда. — В колхоз примем. Строительной бригадой будешь заправлять.

— А что делать?

— Дел хватит. Вон скотный двор в Поповке весь в дырьях.

— Надо поглядеть, что за скотный двор.

— Была бы охота. Пойдем хоть сейчас — покажу.

— А может, вечером?

— Давай вечером. А то и мне недосуг: в Вознесенское надо, молотилку принимать… А когда вечером? — спросила Луша и снова покраснела.

— Часов эдак в семь.

— Давай в семь, — быстро согласилась она, со смятением чувствуя, что деловой разговор, помимо ее воли, превращается в назначение свидания.

— К тебе приходить? — спросил Саша.

— Зачем ко мне? — Луша строго сдвинула брови. — Я буду здесь, в правлении.

— Как хочешь, — согласился Саша.

— А то давай так: выходи на развилку и жди. Я пойду из Вознесенского прямо в Поповку. На развилке и встретимся. Чего мне попусту сюда заходить?

— Что за развилка?

— Не знаешь, что ли? Где лес горел.

— Ладно. На развилке так на развилке, — сказал Саша и, уходя, добавил: — Только без опоздания. В семь так в семь.

У Луши пылали щеки. Нагнувшись над бумагами, она посмотрела по сторонам, стараясь угадать, не понял ли кто-нибудь скрытого смысла ее разговора. Старый бухгалтер сосредоточенно заполнял ведомость, а девушка-делопроизводитель, повернувшись к окну, переливала чернила из бутылки в чернильницу, и лица ее не было видно.

— Если будут звонить — я в Вознесенском, — сказала Луша и вышла.

И когда она проходила мимо окна, ей показалось, что девушка смеется.