Речи любовные

Полина в мгновение ока слизала каплю кофе, стекавшую по чашке. И хотя хорошо воспитанная женщина никогда себе этого не позволила бы, о чем она, несомненно, догадывалась, это пробудило в ней самой чувственность. Однако она представить себе не могла, как это подействует на ее спутника. Вид ее красного языка — она только что ела малину — пробудил в нем звериную страсть. Его будто укололо: как она свежа и юна, и огонь заиграл в крови. Крепкое тело, прекрасное лицо, совершенные формы, гладкая упругая кожа и вдобавок ко всему красный язычок! Ни один мужчина не был бы способен сопротивляться. Все его существо до кончиков пальцев налилось некой силой, подтолкнувшей его к молодой женщине. Полина впервые за вечер со всей очевидностью ощутила его желание рвануться к ней, поймать ее и не выпускать. Безгласная сила, такая ощутимая, что казалось, ее можно потрогать, исходила от него и направленно двигалась к ней, пытаясь подчинить ее себе. Ей открылся весь ужас, поселяющийся в добыче. Беззащитная перед этой силой, она успела лишь отнять руки, которыми он завладел, зарделась и огорчилась, что на нее идет охота и приходится спасаться и тем причинять боль другому. Он молча смотрел на нее. Ее красивое личико сжалось, и он обескураженно спрашивал себя, отчего все испортилось. Он перестал понимать ее. Виной ли тому, что он завладел ее руками? Или она подумала о муже? И вообще у него не укладывалось в голове: быть такой соблазненной и все же улизнуть! «Она больше не со мной», — подумал он. В ней заговорил инстинкт самосохранения, испокон веков не переводящийся в женщинах, как в любом другом живом существе, не отличающемся физической силой. Она со скоростью молнии свернулась и закрылась, стоило ему потянуться к ней. Он попал в самую точку: она подумала о муже. Ей на память при виде неприкрытого мужского желания пришли слова Марка. «Эта штука — шпага», — говорил Марк о мужском естестве. Она могла бы сказать: «Не касайтесь меня, это будет слишком неприглядно». Внутренний голос подсказывал ей именно это. Они были едва знакомы, а он уже напал на нее, как ястреб на кролика! Да и она хороша: была уже чуть ли не готова броситься ему на шею! Как она пожалела в эту минуту о том, что заигрывала, пускала в ход чары! И одновременно она знала, что и дальше будет вести себя точно так же, и это переполняло ее небывалой радостью. Альковный голос уже взялся ее обрабатывать:

— Не будьте же такой суровой со мной.

Жиль слегка посмеивался над ней, испытывая досаду. «Я был прав: она не готова!»

— Я вовсе не суровая. Страх лишил ее дара речи.

***

Они по-прежнему сидели за столиком друг напротив друга. Он не сводил горящих глаз с ее рта, а по лицу его бродила насмешка. Она же удивлялась: что он, в самом деле, нашел в ее челюсти! Она была насторожена, растеряна, сбита с толку. Нечто могучее встало меж ними и не уходило. Она чувствовала: ему хочется поцеловать ее. Он и правда думал о поцелуе, и мысль эта передалась ей. Но она не была готова. Мысль о сближении заставляла ее цепенеть. А ведь неодолимая тяга к нему никуда не делась. Как это было понять? Она не хотела потерять его. Но и завоевывать так быстро не желала. Стрелки на часах любви у мужчин и женщин не совпадают…

Ужин подошел к концу. Можно было встать и уйти. Но что-то их удерживало. Наверное, все то же взаимное притяжение. Это было больше, чем удовольствие быть вместе: это стало обязанностью. Расстаться сразу же потребовало бы от них усилия воли, которой они были лишены.

— Еще кофе? Две чашки кофе! — крикнул он официанту.

Некоторое время они молчали. Отсутствие слов смутило их больше, чем все, что они сказали друг другу. Он стал серьезным, его лицо исказилось: он собирался сказать ей о самом важном и своим бесповоротным признанием наложить повязку на свою рану. Она тут же догадалась, о чем пойдет речь, и заговорила первая, желая упредить его:

— Я знаю, что вы хотите сказать. Потому как… — Она поколебалась и решилась. — Потому как мне хочется сказать вам то же самое. — Он снова смотрел на ее рот, она опустила глаза. — Молчите, — попросила она. — Не говорите, потому что я ничего не могу с этим поделать.

Он не сводил взгляда с ее губ. Она осмелилась сказать ему о своем смятении. До него мало что доходило в эту минуту, он просто любовался тем, как она искренна для хорошенькой женщины.

— Это ведь редкость — испытывать смятение чувств, не правда ли? — спросила она, не осмелившись назвать это своим именем: смятение плоти, но имела в виду именно это. — Продолжайте говорить со мной об этом, но иначе, не словами, — выдохнула она.

Ему показалось, что все это снится. Но ведь она только что сказала ему, как говорят воздыхателю: «Молчите, только продолжайте вздыхать». До чего же она была женщиной!

— Но… продолжать… почему?

Ироническая часть его натуры устояла перед всем, что он испытал за последние минуты, и прорвалась наружу.

— Потому, что это так приятно.