– С ними труднее, – признался я. – Но посмотрите на сэра Альбрехта! Это же утес в натуральную величину. Надеюсь, мои соратники на Юге увидят, насколько у нас любовные утехи из-за их труднодоступности переоценены.
– Да, – согласился он. – На государственном уровне лучше, когда эта утеха легко доступна. Тогда не зацикливаешься на ней, а высвобожденное время можно направить на полезное императору… Спасибо, Ваша Небесность, за высокое доверие!..
После его ухода Альбрехт поднялся, подошел к окну и, чуть отодвинув плотную тяжелую штору, посмотрел вниз на двор.
– Слухи расходятся быстро, народ приезжает… Повозки у всех богатые.
– Здесь уже не повозки, – напомнил я, – это кареты.
– Надо запомнить, – ответил он. – Кареты… Лошадей здесь запрягают по паре в эти самые кареты, но знатные предпочитают две пары… Очень знатные – три.
Я сказал с иронией:
– Герцоги и короли вообще тащатся в каретах, в которые впряжены пять-восемь пар коней, хотя, конечно, быстрее от этого карета не движется.
Он отпустил штору и повернулся ко мне, лицо показалось мне встревоженным и опечаленным.
– Нам придется трудно, сэр Ричард. Вы были правы, они богаче и развитее. Видно хотя бы по каретам. Это не наши повозки. Пусть и крытые, но у нас повозки… и смотрятся рядом с каретами как деревенские телеги, да еще с колесами в навозе.
– Здесь еще до рессор не додумались, – сказал я. – Хотя технология позволяет. Да и колеса можно сделать амортизирующими…
– Чем-чем?
– Сэр Альбрехт, – сказал я доброжелательно, – не забивайте голову пустяками! Вы крупный государственный деятель, вот и государственните во всю дурь отважных северян. Здесь развитее только потому, что после ухода Маркуса выкапывались раньше, народу выползало больше, отстраивались намного быстрее.
Он кивнул.
– Они не лучше нас, им просто везло больше?
– Точно-точно!.. Это наша государственная доктрина.
– Но… верная?
Я посмотрел с укором.
– А это имеет значение?
– Да, – сказал он, – вы правы. Для политики все средства хороши.
В стороне послышался тонкий свист. На каминной полке замигал мелкими красными искорками изящно выполненный чайник, из загнутого носика пошел оранжевый с красным дым или пар настоящего огненного цвета, медленно пополз вверх.
Мы проследили за ним взглядами, дымок не рассеивался, начал создавать некие объемные фигуры, слишком неопределенные, а мне совсем не до любований и разгадываний, что это могло бы означать по задумке древнего дизайнера или художника непонятного мне направления.
Альбрехт отмахнулся.
– Здесь много подобного рода безделушек.
В дверь стукнули, в кабинет заглянул часовой.
– Сэр Ричард, – сказал он бодро, – доставили карты по вашему приказу!
– Карты? – переспросил я. – Наконец-то! Пусть войдут эти карты.
Он отступил в сторону, в кабинет вбежал довольно упитанный придворный, станцевал нечто торопливо-почтительное. Альбрехт, не дожидаясь конца представления, выдернул у него из руки длинный рулон пожелтевшей бумаги, а недотанцованного посланца небрежным взмахом вельможной руки герцога-завоевателя отправил обратно.
– Наконец-то, – сказал я, – сейчас, сэр Альбрехт, мы как стратеги все определим и все распределим: кому, сколько, куда и за что.
– По карте противника?
– Трофейные еще важнее своих, – ответил я. – А когда сопоставим со своими, чтобы исключить нарочитые искажения, вот тогда и начнется…
Он развернул рулон на столе, вытащил кинжал, готовясь привычно придавить край, но карта легла ровно, как прилипла, края остались прямыми и вытянутыми.
– Хорошо живут, – буркнул он. – Даже такие мелочи проработали. Сэр Ричард?
– Старая цивилизация, – ответил я отстраненно.
Он встал рядом, наши взгляды поползли по карте, ненадолго цепляясь за надписи мелкими буковками, в висках стукнуло, я ощутил вдруг, что погорячился, не все так быстро и просто, видно же, не успеваю, не могу, даже не соображаю, что делать сперва, а что потом, потому что все нужно немедленно.
– Значит, – сказал он очень деловым голосом, – рушим все? Чтобы, как вы говорите, на обломках самовластья наши имена?.. Ваше, конечно, покрупнее и на самом верху?
– Рушим, – согласился я, – но не сразу и не все… А с толком, чувством, расстановкой…
Он рассматривал карту молча, я подумал, что сама империя Генриха Третьего именуется Жемчужной лишь потому, что пять тысяч лет тому начиналась с деревушки ловцов жемчуга, в нее входит семнадцать королевств, три княжества и четыре герцогства. Центральное королевство – Монтегю, столица Солнечный Город, что уже полностью в руках железной пехоты Макса. Королевство, впрочем, тоже, хотя еще об этом и не знает. Тем более не знает империя, в которой даже часть королевств не подозревает, что они включены в состав какой-то империи, существующей за непроходимыми лесами и горами.