Роман о Граале. Магия и тайна мифа о короле Артуре

У Грааля есть еще одна особенность. Когда тот единственный вопрос, наконец, будет задан, то король исцелится, но утратит свой статус. Он перейдет к Парцифалю, задавшему тот самый вопрос. Можно сказать, что тайная проблема поиска Грааля – исцелить короля Грааля и занять его место, но без ранения (то есть стать защитником нравственных ценностей, никого не кастрируя, не уничтожая животворную силу в буквальном смысле слова).

Мне хотелось бы сделать два замечания, прежде чем перейти к оставшейся части нашей истории. Вагнер, работая над оперой «Тристан и Изольда», вдруг осознал, что рана Тристана, от которой он скончался, была нанесена точно так же, как и рана Анфортаса. Именно поэтому параллельно он приступил к работе над другой оперой – о Парцифале. А что это за рана? Это наказание за похоть, за то, что его страстные желания загубили жизнь, лишив ее внутренней гармонии, за то, что он не управлял своей любовью – amor. Лишь в опере Вагнера эта любовь становится более возвышенной, превращаясь в agapē — высокое чувство, а не чувственную amor трубадуров.

Примечательно также, что Вагнер, работая над оперой «Тристан», был страстно влюблен в поэтессу Матильду Везендонк, чужую жену, в объятиях которой мечтал умереть. Он отождествлял себя с Тристаном, Матильду – с Изольдой, а ее великодушного, я бы сказал, благородного мужа Отто – с королем Марком. В версии Готфрида Марк – человек благородный и достойный, но он не способен любить. Он отправляет своего племянника за Изольдой, которую выбрал по его настоянию, никогда даже не видев ее. Его взгляд не ищет ни любви[26], ни сердца, способного любить, как сказал бы поэт Борнейль. Ему что одна женщина, что другая – все равно; он даже не догадался, что первую брачную ночь провел с Брангеной, а не с невестой Изольдой, потому он был недостоин любви. Такова мысль Вагнера, и она прослеживается в обеих операх – «Тристан и Изольда» и «Парцифаль», где возникает тема нанесенной раны.

Признание Вагнера имеет большое значение. Перед нами множество тем, которые присутствуют и в «Парцифале», и в романе Готфрида о Тристане. Подобно тому как меч в руке Морхольта ранил Тристана в бедро, рана Анфортаса тоже была отравлена и неизлечима, единственное, что спасло бы его, – особая магия. Хотя рана неизлечима, жертва не погибает. Нанесший рану убит. Кроме того, Морхольт Могущественный был посланником ирландских короля и королевы; так и этот незнакомый рыцарь прибыл из страны язычников, где, как и в Ирландии, творили волшебство, это был рай на земле. Но главная идея Вольфрама в том, что рана юного короля Анфортаса символизирует его чувственный, эротический порыв, совершенно противоположный возложенной на него священной миссии – быть хранителем Грааля.

Такого символизма, связанного с раной, в похожем отрывке истории Кретьена де Труа не прослеживается; удар копья, которое нанесло мучительную рану, произошел во время обычного боя и никакого нравственного значения не имел. В других версиях этой легенды с раной связаны именно магические следы какого-то проступка, когда тот, кого впоследствии ранили, дерзко или нечаянно приблизился к какому-то священному объекту или коснулся его. И лишь в поэме Вольфрама мифологическая тема полученной раны интерпретируется с психологической точки зрения, в отличие от тех версий, где это связано с магией, чудом, колдовством и приводит нас к вечно умирающему, бессмертному, кастрированному, но обладающему животворной силой консорту Космической Богини.

Теперь становится понятно, что гениальное отождествление Вагнером раны Тристана с раной короля Грааля великолепно раскрывает идею Вольфрама, в особенности источника его вдохновения. И Вольфрам, и автор «Тристана» Готфрид были современниками и признанными поэтами своего поколения. Более того, между ними существовало открытое соперничество, поскольку они выражали диаметрально противоположное отношение и к нравственной, и к литературной проблеме Средневековья, то есть пытались понять, как же сознание (и цельность личности) связано со спасением души.

Целью Вольфрама и его заслугой было изображение духовного кризиса молодого человека при достижении благородной, свободно выражаемой любви, которая должна привести не к тому вечному душевному восторгу, что описывают Данте или святой Бернар (когда душа находится в эмпиреях или на хрустальном ложе, как у Готфрида, где нет дела до всего мира и даже не страшат муки ада), а к тому, что важно для живущих здесь, на этой живой земле, что вписывалось в контекст современного общества на тот момент, момент, который так быстро наступает – и вот его уж нет.

Король-Рыбак