Россия и кочевники. От древности до революции

По поводу перевода на оседлость казахов были две точки зрения, которые ярко проявились в 1830-х гг. Оренбургские власти стали противиться этому начинанию, а сибирские – способствовать. Последние санкционировали введение у казахов земледелия, а также стремились к изменению бытовых элементов их жизни, внедряя европейский костюм, предметы обихода и роскоши. Сибирские власти также возлагали надежды на изменение рациона питания кочевников (очевидно, введение в него хлеба. – Ф.С.). Они аргументировали свою позицию тем, что оседание казахов приведет к их всесторонней интеграции в Российское государство. Для казахов при переходе к оседлому образу жизни предусматривалось наделение льготами: освобождение от рекрутской повинности и пятилетнее освобождение от налогообложения. Простым казахам предоставляли земельный надел до 15 дес. (как надел служилого казака), служилым и знати – до 5—7 кв. верст[558].

Оренбургский политический курс разработали и проводили губернаторы П.П. Сухтелен (1830—1833) и В.А. Перовский (1833—1842, 1851—1857). Они земледелие считали льготой для кочевников, «которой они не достойны». В.А. Перовский предлагал всячески препятствовать развитию земледелия среди казахов ввиду политико-экономических выгод России: «С производством собственного хлеба не будут они нуждаться в русском, вместе с чем уменьшится количество скота, промениваемого в России, и за скот этот надо будет платить не хлебом или произведением наших фабрик, а чистыми деньгами, которые пойдут в Хиву и Бухару за английские товары»[559].

Под влиянием П.П. Сухтелена и В.А. Перовского в Оренбургском ведомстве вплоть до середины XIX в. проводилась запретительная политика на развитие земледелия среди казахов[560]. Однако со временем российское правительство, твердо заняв позицию, что «земледелие – самый верный способ к оседлости и гражданской жизни», решило внедрить этот принцип и в Оренбургском крае. В июле 1861 г. было издано высочайшее повеление о разрешении казахам «прочно селиться и заниматься хлебопашеством»[561]. Таким образом, позиция по переводу на оседлость была четко занята по отношению ко всем основным группам кочевого населения.

С одной стороны, некоторая часть казахского населения сама обращалась к российской администрации с просьбой выделить земли для оседлого поселения[562]. С другой стороны, конечно, далеко не все кочевники хотели оседать (очевидно, только малая их часть были готовы к этому). В Сибирском крае казахи отказывались от отведенных им территорий или проявляли слабую активность в обращениях об отводе земли из-за опасения, что если в течение пяти лет на отведенных землях не будет заведено хлебопашество, то землю отдадут другим, а с данного сообщества будут взысканы налоги за пять льготных лет[563]. Кроме того, до отмены крепостного права (1861 г.) оседание для кочевника могло гипотетически повлечь за собой перспективу оказаться в крепостном состоянии[564].

В самом российском правительстве отношение к переводу кочевников на оседлость и земледелие было неоднозначным. Мнение, что лучше оставить у кочевников существующий образ жизни, разделяли не только оренбургские власти. Когда в 1854 г. было закреплено право Сибирского казачьего войска на землю десятиверстной полосы вдоль Иртыша, часть казаков захотели полученные земли отдать в аренду казахам под кочевание. Таким образом, казахи-кочевники стали выгодными налогоплательщиками именно в качестве скотоводов. После реформ 1867—1868 гг. точка зрения, что поддержание скотоводства в казахской степи является выгодным для российской экономики, сохранялась. Кроме этого, было распространено мнение, что переход кочевников к земледелию затруднен объективными климатическими условиями степей[565] (следует отметить, что такое мнение имело под собой основания).

Важным является вопрос об интеграции кочевых народов как части процесса формирования в России политической нации[566]. С одной стороны, во второй половине XIX в. в стране проявился курс на вливание всех народов в единую политическую нацию, в том числе путем языково-культурной интеграции (русификации)[567]. Принцип государственного единства России подразумевал приобщение «инородцев» к русской государственности и цивилизации, а в перспективе – слияние с русским народом[568]. Это касалось и кочевых народов. Так, в 1873 г. комиссия под председательством А.А. Ливена сделала вывод, что основная цель политики в калмыцкой степи должна заключаться в постепенном «слиянии калмыцкого народа с коренным населением империи»[569].