Есть замечательные стихи нашего почти современного поэта Максимилиана Волошина — о Владимирской иконе Божией Матери:
Не на троне — на Ее руке,
Левой ручкой обнимая шею,
<373> Взор во взор, щекой припав к щеке,
Неотступно требует… Немею Нет ни сил ни слов на языке…
А Она в тревоге и печали
Через зыбь грядущего глядит
В мировые рдеющие дали,
Где закат пожарами повит…
Ряд преступлений над русской культурой совершила императрица Екатерина, — например, когда иконостас Владимирского собора заменила на модный в то время барочный. Живопись Андрея Рублева была почти уничтожена, кроме небольших кусочков в простенках. Так что уничтожение икон в революцию, это, к сожалению, не первый и не единственный случай в нашей культуре.
Мне приходилось встречать пожилых людей — высоких нравственных качеств! — которые с раскаянием вспоминали: «Что же мы делали тогда — в 20–е — 30–е гг.?! Что же мы делали?!! Мы отнимали у старушек иконы, рубили их топором и сжигали!» Это был какой–то страшный надлом души, безумие, охватившее тогда наш народ. Когда мы начинали нашу церковную работу, мы постоянно встречались с таким явлением, когда, к примеру, в деревне замечали дверь несколько необычной конструкции, и оказывалось, что это древняя икона, повернутая изображением внутрь, а шпонками — наружу. Древняя икона, может быть, XVII века! Или из храма выносили большую икону. По–хозяйски подходили: ну, куда ее? — А вот, на скотный двор, ворота сделать. Две большие иконы — как раз хорошие ворота, корова пройдет. Сам я видел: благочестивая женщина, очень хорошая, прикрывает крынки с молоком дощечкой. Очень удобно: плоская дощечка, чистенькая такая. «А что это?» — «Икона».
И это было общепринятое в массе явление! Во многих домах, правда, икону хранили где–нибудь в шкафу: на переднем плане — хрусталь, бутылки с вином, тут же — бутылки со святой водой, и где–нибудь на заднем плане — икона. Или в закрытом шкафу. Откроют, помолятся и закрывают снова.
<374> Конечно, в нашей церковной и научной среде икону ценили всегда. Но настоящий поворот начался, когда после войны в Германии вышла книга Конрада Онаша «Иконы». А потом и наш Солоухин появился. И тогда спохватились! Оказывается, икона — это величайшая ценность! С одной стороны отправлялись экспедиции московских, петербургских и других музейщиков спасать иконы из полуразрушенных домов в заброшенных деревнях. С другой стороны это явление перешло и в область криминала — начался грабеж, ажиотаж вокруг иконы. Малопрофессиональные охотники шарили в старых домах, где доживали свой век русские старообрядцы, оттуда мешками выносили иконы. Сейчас в любой лавчонке на Западе вы увидите русскую икону — она прямо–таки заполонила западный мир. Когда стал иссякать запас оригиналов, пустили в ход подделки.
Современные иконы, будучи в основном копиями, редко передают глубину оригинала. Конечно, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Сколько певцов подражало Шаляпину, а повторить его все равно никто не мог. Однако я знаю две великолепных, исключительно точных копии: Владимирскую Богоматерь из Новодевичьего монастыря и Троицу Рублева из иконостаса Троицкого собора лавры, выполненные одним из Чуриковых. Это была знаменитая династия художников–реставраторов. А вот Корин был представителем совсем иного направления: он был прежде всего оригинальный художник, а не копиист.
К сожалению, иконы, и вообще священные предметы, нередко воспринимаются только как материальная ценность. Приходит ко мне однажды — еще в советское время — человек, развязный такой, раскрепощенный. И предлагает мне серебряный потир. Я говорю: «Торговать–то такими вещами не полагается!» — «А, ничего! — говорит он. — Но как хотите. Я вот думаю: может, мне ее себе оставить, для интерьера. Пепельница из нее хорошая получится!» — Тут у меня уже, что называется, взыграло: «Знаешь, бери деньги и уходи!» Через некоторое время пришел ко мне следователь, стал выяснять, кто чашу продал, кто купил. « А ведь это не полагается!» — говорит. «Знаю. Но делал так, — говорю, — и <375> буду делать!» — «Дайте нам ее!» — «Не дам. Чаша церковная, я ее немытыми руками не беру». Ну, как быть? Прислали мне фотографа, сфотографировали ее во всех проекциях, но, Слава Богу, не отобрали. Когда иконы и церковную утварь приобретают «для интерьера» — это находится где–то между невежеством и кощунством.
4. О церковном пении