В святой тиши воспоминанийХраню я бережно годаГорячих первых упований,Начальной жажды дел и знаний,Попыток первого труда.Мы были отроки. В то времяШло стройной поступью бойцов —Могучих деятелей племяИ сеяло благое семяНа почву юную умов.Везде шепталися. ТетрадиХодили в списках по рукам;Мы, дети, с робостью во взгляде,Звучащий стих свободы ради,Таясь, твердили по ночам.Бунт, вспыхнув, замер. Казнь проснулась.Вот пять повешенных людей…В нас сердце молча содрогнулось,Но мысль живая встрепенулась,И путь означен жизни всей.Рылеев мне был первым светом…Отец! по духу мне родной —Твое названье в мире этомМне стало доблестным заветомИ путеводною звездой.Мы стих твой вырвем из забвенья,И в первый русский вольный день,В виду младого поколенья,Восстановим для поклоненьяТвою страдальческую тень.Взойдет гроза на небосклоне,И волны на берег с утраНахлынут с бешенством погони,И слягут бронзовые кониИ Николая и Петра.Но образ смерти благородныйНе смоет грозная вода,И будет подвиг твой свободныйСвятыней в памяти народнойНа все грядущие года.
1859
«Среди сухого повторенья…»
Среди сухого повтореньяНочи за днем, за ночью дня —Замолкших звуков пробужденьеВолнует сладостно меня.Знакомый голос, милый лепетИ шелест тени дорогой —В груди рождают прежний трепетИ проблеск страсти прожитой.Подобно молодой надежде,Встает забытая любовь,И то, что чувствовалось прежде,Все так же чувствуется вновь.И, странной негой упоенный,Я узнаю забытый рай…О! погоди, мой сон блаженный,Не улетай, не улетай!В тоске обычного броженьяСмолкает сна минутный бред,Но долго ласки и томленьяЛежит на сердце мягкий след.Так, замирая постепенно,Исполнен счастия и мук, —Струны внезапно потрясеннойТрепещет долго тихий звук.
<1859–1860>
«С какой тревогой ожиданья…»
С какой тревогой ожиданья,Биеньем сердца, час за час,Я жаждал, не смыкая глаз,Минуты раннего свиданья.Чу! брезжит. Свежею струейВ дремотном воздухе пахнуло,Лист шепчет; в чаще кустовой,Чирикнув, пташка пропорхнула,И галок кочевой народПустился в утренний полет.