Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917)

Год прибытия Ленина в Мюнхен – 1900 – ознаменовался также началом этого сближения российских органов безопасности и германской полиции, судя по тому, что Ульянов, проживая (видимо, нелегально) в сентябре на Кайзерштрассе, 53, у некоего Риттмайстера (или Риттмайера) под именем Майер[49], был небезызвестен местным властям (после приезда Крупской он снял большую квартиру в новом здании в районе Швабинг, на Зигфридштрассе, 14, хорошо заметную для возможных тайных наблюдателей). В ленинистских работах говорится, что с немецкими документами ему помог немецкий врач, социал-демократ Рудольф Шолленбрух[50], правда, не объясняется, каким образом «соци» Шолленбрух в империалистическом баварском полицейском государстве ухитрился получить доступ к строго охраняемым бланкам удостоверений личности. Однако, с другой стороны, тесная связь Ульяновых и Гельфанда-Парвуса в то время известна и даже подтверждена Крупской, которая в опубликованных посмертно записках[51] подчеркивала, что и Ульянов, и она сама в столице Баварии контактировали преимущественно с Парвусом. Вопрос о происхождении немецких фальшивых имен и личных документов Ульянова (их не сосчитать среди примерно 200 его международных удостоверений и псевдонимов!) так и не прояснен. Уже покинув Мюнхен, он с 1902 г. жил в Лондоне под немецким именем Якоб Рихтер. По меньшей мере, в случае с одним из его немецких документов – на имя печатника Эрвина Вайкоффа, родившегося 16 июля 1862 г. в Гамельне[52], – считается установленным, что соответствующий паспорт, выданный в Берлине, который в 1906 г. изъяла и проверила российская полиция, представлял собой подлинное германское удостоверение личности. Напрашивается предположение, что покровитель Парвус или немецкие товарищи с определенными целями сумели выправить Ульянову настоящие немецкие документы, для получения которых, однако, обычно требовались ответные услуги.

В немногословных исторических очерках деятельности прусско-германской и австро-венгерской военной разведки все же нет ни намека на то, что сколько-нибудь значительные силы внутрироссийской оппозиции и/или политической эмиграции уже в тот период состояли в тесной связи с органами этих служб и оказывали заметное влияние на их практику сбора информации. Фридрих Гемпп в своих записках о германской разведке, напротив, отчетливо подчеркивает, что до первой русской революции 1905–1906 гг. «профессиональные агенты, коренные русские или поляки и интернациональные евреи… еще не играли роли»[53] в работе секции IIIb. Эта фраза Гемппа позже будет проанализирована подробнее. Здесь же стоит лишь заметить, что установленная им хронологическая граница – 1905–1906 гг. – не исключает возможного сотрудничества отдельных «коренных русских» вроде Ульянова или «интернациональных евреев» вроде Парвуса, как регулярного (Парвус), так и эпизодического (Ульянов?), с разведорганами германского и/или австро-венгерского Генерального штаба в годы, предшествовавшие первой русской революции. «Играть роль», т. е. вносить крупный вклад в разведывательные действия секретных служб центральных держав, они, по словам Гемппа, стали только после поражения России в русско-японской войне, в период, когда центральные державы приступили к планированию превентивной войны. Их сотрудничество настоятельно понадобилось по ряду причин, хотя бы потому, что необходимо было преодолеть последствия предыдущих провалов противороссийских агентурных сетей обеих разведок и приобрести новые силы для изучения важных районов Российской империи.

Первый провал обеспечила российская контрразведка в приграничной Варшавской губернии под руководством полковника Н. С. Батюшина[54]. Варшавская контрразведка, так же как петербургская и виленская, работала главным образом против Германии, да еще вместе с киевской приглядывала за Австро-Венгрией. В 1902 г. она разоблачила адъютанта штаба Варшавского военного округа, подполковника А. Н. Гримма[55] как германского военного агента. Расследование показало, что Гримм, имевший доступ к секретным документам, не только с 1896 г. служил осведомителем прусско-германского Генерального штаба в Берлине, но и поддерживал конспиративные связи с австро-венгерским военным атташе, майором Эрвином Мюллером. Мюллера, «деятельную и отзывчивую опору» венского Эвиденцбюро, вследствие найденных против него доказательств пришлось отозвать; после этого привлечение военных атташе к шпионажу не приветствовалось, и австро-венгерскую разведдеятельность всячески ограничивали условности политико-дипломатического этикета. К 1906 г. «раскинутая в России агентурная сеть… съежилась до двух работающих на Эвиденцбюро конфидентов». Языковое обучение будущих офицеров австро-венгерской разведки в Казани, несмотря на длительные хлопоты Вены ради его продолжения, также было прекращено[56].

1.2. Русско-японская война и первая русская революция