Русский

Водка быстро опьянила Сержа, будто кто-то положил на грудь большую теплую ладонь. Он попросил позволения снять мокрые башмаки и носки. Ему дали разношенные опорки, в которых окоченевшим пальцам стало тепло и уютно. Он разложил башмаки и носки на трубе, от которой шло ровное тепло и пахло какой-то прелью. Ему впервые за все ужасные дни вдруг стало уютно и спокойно. Он испытывал к этим людям доверие и благодарность за то, что приютили его. Вдруг подумал, что хотел бы всегда остаться с ними. Ни с кем, кроме них, не общаться. Разве что с бездомными кошками и воронами, которые добывают в мусорных баках лакомства. И пусть никто не докучает расспросами, не норовит захватить его, обмануть, причинить страдание. И вместо неразрешимых вопросов – эти заросшие, как у пещерных жителей, лица, колечки седых волос в бороде Профессора, прокуренные усы Капитана, нахохленный в красном шарфе Кеша, ставший вдруг родным и давно знакомым.

– Профессор, давай наливай.

От водки он согрелся – не только телом, но и запуганной, изнуренной душой, которая здесь, на чердаке, славила чудесное избавление. Об этих людях, а теперь и о нем говорилось в Священном Писании: «Живите, как птицы небесные». Он – теперь птица небесная. Его душа снова готова петь, превратившись в птицу небесную.

Кеша – от двух выпитых рюмок – обрел философское состояние ума, когда все низменные, связанные с утолением плоти проблемы отдалились и ум желал обрести знание, за которым, быть может, и отправился Кеша в свой поход по чердакам, помойкам и подворотням.

– Профессор, ответь мне, почему Россия самая богатая страна мира и все-то в ней есть – и нефть, и золото, и лес, и земля, и реки, и озера, – а русский народ живет хуже остальных народов земли? Русский человек в обносках ходит, крыша над ним течет, в тарелке у него пусто, а что успел нажить, все в огне сгорает? Вот ты, Профессор, историю изучал, ответь: почему?

Кеша был настроен на продолжительный диспут, к которому располагало тепло, исходящее от трубы, обилие свободного времени и общество собеседников, чья склонность к серьезным философским дискуссиям не раз была проверена. Профессор хоть и был, подобно Кеше, настроен пофилософствовать, но не торопился вступать в полемику и, в своем превосходстве над Кешей, отделывался пустыми ответами:

– Почему? – спрашиваешь. А по грехам нашим, Кеша, по грехам.

Кешу не устраивал ответ. Он чувствовал в нем насмешку высокомерного друга, сердился и продолжал допытываться:

– Почему, скажи, Профессор, такой специалист, как я, жил бы в Америке на собственной вилле, ездил с шофером на дорогой машине в лабораторию, водил жену в ювелирные магазины и стал бы, вполне возможно, лауреатом Нобелевской премии?

Профессору нравилось поддразнивать Кешу, и он ответил:

– Зато у тебя, Кеша, здесь такое изысканное общество, как мы. Кто тебя там поймет, в Америке, с твоей ищущей русской душой? Кто откликнется на твой трагический вопрос о смысле жизни? Никто, Кеша. Там ты обречен на духовное одиночество, которое не скрасят никакие бриллианты.

– Да вы бы в Америке, что ты, Профессор, что ты, Капитан, были бы гордостью нации, вам президент ручки пожимал. А здесь вы в дерьме копаетесь и на вас облавы устраивают.

Профессор тихо усмехался в свои косматые седеющие усы, видя, как раздражается Кеша.

– Так ведь в Америке, Кеша, есть свои профессора и свои капитаны. Если мы к ним приедем, куда им своих девать?

– Так что, выходит, что мы лишние на земле? Мы, русские, лишний народ?

– Прекрасно сказано, Кеша. Именно так. Мы, русские, лишний народ.

Капитан между тем сурово слушал, шелуша окурки, добывая из них волокна табачного зелья. Он снаряжал самодельную папиросу, как это делали солдаты, насыпая махорку на квадратик газеты. Ровнял табачную грядку, основательно скручивал, слюнявил бумажную трубочку, сплющивал оба конца. Струя дыма, которую он с наслаждением вдыхал, наполняя все легкие, до самого дна, смешивалась со спиртными парами, уже гулявшими в крови, рождая особое озарение. Все явления мира становились прозрачными, а предметы стеклянными, и мудрость становилась естественным состоянием ума.

– Мы, русские, дремлющий народ, от того и кажемся лишними. Мы живем как во сне, но когда-нибудь да проснемся. Ты, Кеша, говоришь – Америка, и думаешь, что она нас скрутила. А это она нас, сонных, голыми руками взяла. Но мы, перед тем как лечь спать, «дремлющие бомбы» построили и развезли по всему миру, уложили на дно океана недалеко от их берегов.

– Какие еще такие «дремлющие бомбы»? – Кеша был недоволен вмешательством Капитана, который менял ход беседы и не давал Профессору ответить на обуревавшие Кешу философские вопросы.

– А это большой секрет. Государственная тайна, за разглашение которой могут меня расстрелять.

– Говори, – нервно приказал Кеша.

Капитан, испытывая терпение Кеши, долго и глубоко затянулся. Молча, закрыв глаза, ждал, когда дым смешается с парами спирта и начинающий тускнеть мир вновь восхитительно озарится.