Русский голем

Надо же, прикидывался иноземцем! Прямо как Воланд. Известно и судебное дело, которое «было поднято из-за того, что иноземка же, вдова Ульяна, приворачивала Петра Великого к свояченице полковника Балка, «…чтоб сестре жены его, Анне, быть за государем»». [70]. А вот еще. «В 1733 г. в Синоде рассматривалось дело монаха Саровской пустыни Георгия Зворыкина. На допросе он показал, что в 1724 г., еще до своего пострижения, он был в Москве у некоего слепого старца «для лечения болезни» и просил его сделать так, «чтобы до него все люди были добры». Тот дал ему корешков в мешочке и велел носить на шее вместе с крестом. Однако пользы никакой от этих корешков не было. И тогда этот слепец «показал ему на воде, налитой в стеклянную кружку, Санкт-Петербург и дом немчина Вейца», куда и посоветовал сходить — «он, де, учинит лучший способ». Зворыкину удалось разыскать Вейца, тот согласился помочь, но потребовал отречения от Христа и в том «своеручное» письмо, подписанное кровью. При отвержении Вейц сорвал со Зворыкина крест и дал ему в услужение якобы двух бесов, которые после того исполняли все приказания Зворыкина»[24].

Опять «немчин» — тут как тут! Этот Брюс. Этот подозрительный Шлепфусс — волочи-ногу. О Запад, Запад! В тетрадке, «глаголемой чернокнижной», из дела 1730 г., содержится текст, построенный отчасти при помощи перефразированных и «перевернутых» формул из православного Чина крещения. Как и крещаемого в православном обряде, богоотступника полагалось обратить лицом к западу, но, разумеется, не затем, чтобы он отрекался от Сатаны, а с целью привлечь его внимание: «…и стани на запад солнца, и вызывай их диаволов, Христа отрекайся»».

И все же на православном Востоке[25], несмотря на отдельные случаи, никогда разгула дьяволопоклонничества не было. Иначе — на Западе. Инквизиция, какой бы порочной идеей она ни питалась, на самом деле зафиксировала колоссальный всплеск сатанизма.

Человек всегда хочет счастья. Так было, и так будет — и на Западе, и на Востоке.

Каково происхождение русского слова «счастье»? Первоначально это — «хорошая часть, доля». В православном сознании — близко к понятию «причастие». Счастье — быть с Богом.

Фортуна — это «счастье» человека западного мира. Знаете, как изображается этот языческий кумир? Фортуна стоит на шаре (что означает зыбкость удачи), с повязкой на глазах и рогом изобилия. В Древнем Риме ее культ особенно возрос со времени Сервия Туллия, который построил несколько храмов Фортуны. Он был уверен: богиня возлюбила его настолько, что сделала из сына рабыни — царем. В русском фольклоре такой сюжет редок, но известен. Он называется недвусмысленно: «Повесть об убогом человеке, како ево диявол произведе царем»… Фортуна, как видим, может подарить земную власть, славу. «Радости» безмерного винопития и блуда сыпятся из ее же рога… Сдается мне, что рог этот позаимствован у диавола.

Гете: в магическом круге

Итак, вошел изящный кавалер… Но почему так пахнет псиной? Ах, только что здесь был черный пудель. Куда же он делся?

Гете странным образом «путал» божественное и демоническое: «Всякое творчество высшего порядка, всякий значительный замысел, всякая великая мысль, приносящая плоды и не пропадающая бесследно, не подчинены ничьей власти и стоят выше всякой земной силы; человек должен считать все это нежданными дарами, проявлениями Божества, которые он должен принимать и почитать с радостной благодарностью. Все это родственно той демонической силе, которая по своему произволу распоряжается человеком… В подобных случаях на человека часто надо смотреть как на орудие высшего промысла». [Цит. по 82]. Такой промысел Гете видит в Рафаэле, Моцарте, Наполеоне…

Гете: кто там, за левым пленом?

Вы знаете, главный герой Гете — доктор Фауст — не выдуман. Мы имеем дело с псевдонимом реального ученого, характерным для гуманистов «возрождения». По сути, взамен христианских имен они принимали новые, инициатические. Эти великие умы называли себя «посвященными». Но никогда не уточняли: посвященными — кому. Теперь-то, из биографий, уже ясно: демонам гордости, славы, сластолюбия… Самонадеянный Филипп Аурелий Теофраст фон Гогенгейм величал себя Парацельсом, то есть лучшим, чем знаменитый Цельс. Другой врач, ученик Агриппы, Иоганн из Дюссельдорфа, устрашающе назвался Вирусом, то есть ядом. Охотник до барышень и вина Георг Хельмштеттер взял имя Фауста. По латыни Фаустус — «счастливый». Почему же от этого несчастного Георга, «доктора Джекила», отделился «мистер Хайд»?[26] Какого же счастья захотел Хельмштеттер?

Прижизненных, достоверных свидетельств о жизни и смерти этого современника Агриппы и Парацельса предостаточно. Вот некоторые из них, датированные XVI веком. (6).

Филипп Меланхтон: «Однажды в Нюрнберге ему в самом начале трапезы стало жарко. (Видимо, он уже почувствовал под собой костер.) Он тотчас же встал и заплатил хозяину, что был должен. Только он вышел за дверь, как тут же явились сыщики и спросили, где Фауст».