Рыцари былого и грядущего. Том II

Менты повязали его в тот самый момент, когда он получал с коммерса деньги. Секунда в секунду подошли, значит, всё знали заранее. Кто его слил? Каждому из своих пацанов он верил безусловно. И ни одному из них не было смысла рыпаться на Шерхана, они знали, что без него им будет хуже, чем с ним. Кто-то из них захотел встать на его место? Ни один не имел для этого достаточной силы. Он поочерёдно вспомнил лица всех своих пацанов, какие они были последнее время, и понял – не они. Вокзальные менты? Это уж и вовсе смешно. Они слабые. И резона у них тоже нет. Но слабый может трусливо из-за угла нанести удар сильному. Конечно, может. Только сильный всегда чувствует рядом с собой того, кто может осмелеть с перепуга. Он вспомнил лица ментов. Не они. И вдруг перед ним встало лицо Квадрата. Вот это уже теплее. Нехорошее лицо у него было последнее время. Квадрат перестал предъявлять Шерхану претензии по поводу порядков на привокзальной площади и даже стал подчёркнуто ласковым, а в глазах появилась угроза. Квадрат – сильный и очень осторожный человек, но недостаточно тонкий, чтобы скрыть угрозу, появившуюся в его глазах. Шерхан прокрутил в памяти все их встречи за последнее время, стараясь припомнить все жесты, взгляды, мимолётные выражения лица. Он понял, что Квадрат держал себя неестественно. Постепенно пришла уверенность, что именно старый вор его и слил. Действовал, наверное, через кого-нибудь из пацанов Шерхана, но это не имеет значения – сломать можно любого. Значит, Квадрат. Но зачем? Старый дурак под собой сук рубит. Но ведь Квадрат умный, он понимает это. Так зачем же? Шерхан долго думал и понял, что вопрос надо ставить иначе. Не «зачем?», а «почему?». Потому что Шерхан – чужой. Правильный, но чужой. Квадрату было тяжело, почти невыносимо рядом с Шерханом, и он решил избавиться от этой тяготы. Вор слил ментам правильного пацана. Если это доказать, сходняк приговорит Квадрата к смерти. А доказать это можно. Даже, пожалуй, нужно.

Размышления Шерхана прервал лязг дверей. Но пороге камеры выросла удивительная фигура. Маленький сухонький священник в рясе стоял и тихо по-детски улыбался, оглядывая камеру.

– Здравствуйте, – сказал священник, и его лицо озарилось ещё более светлой улыбкой.

– Вот это явление! – взвился со шконки один блатной и, растопырив пальцы, подрулил к священнику. – Какими судьбами, батя?

– Обвинён в краже икон. К разбойникам сопричислен, – продолжал по-детски улыбаться священник.

– Но ты же не крал икон, батя? – издевательски испугался блатной.

– Нет, конечно же. Я ни в чём не виноват.

– Так вот почему тебя к нам в камеру определили! Мы же тут все ни в чём не виноваты. Это специальная камера – для невиновных.

– Да, я знаю, – улыбка неторопливо исчезла с лица священника.

– Слышали, бродяги? – блатной весь расплавился. – Батя в курсе. Толковый поп.

Вся камера, как заворожённая, уставилась на священника. Наконец, подал голос Шерхан:

– Что же ты, Болт, человека на ногах держишь, с расспросами пристаёшь. Дай сначала пройти, устроиться.

– Так это я от изумления. Растерялся малость. Проходи, батя, вот и шконку мы для тебя приберегли, – шутовски раскланялся Болт.

Когда священник присел на шконку, Шерхан прошёл к столу и хозяйским жестом пригласил священника:

– Может, чайку с дорожки, батюшка?

– Мне за чаёк ответить нечем, – спокойно и вежливо, но очень твёрдо сказал священник.

– А батя-то наш – тёртый калач, – уже без шуток изумился Болт.

– Идите к столу, батюшка, за чаёк, если что, я сам отвечу, – сдержанно улыбнулся Шерхан. – Все слышали? – он обвёл взглядом камеру. – Если что – отвечу я.

– Предложил бы тебе бараночек, батя, да у тебя, наверное, зубки уже не те, – продолжал Болт.

– Мои зубки, чадо, на Колыме остались. Я по молодости десять лет зону топтал.

– Пятьдесят восьмая? – осведомился Шерхан.

– Она самая, – подтвердил священник.

– Ну, батя, – не унимался Болт, – чайку мы отведали, а теперь доставай свой марафет.

– Шутишь, чадо? – вдруг жёстко усмехнулся священник.

– Да какие шутки? Умный человек сказал: «Религия – опиум для народа». А ты ж религию в массы несёшь, значит – наркотики распространяешь. У кого же ещё марафет спрашивать, как не у тебя?

– Твой «умный человек» – дурак и сволочь. А религия – не опиум. Это лекарство.

– И от каких же болезней лекарство?

– В основном – от сердца.

– Типа валидол?

– Вроде того.

– Ну, отец Валидол, если что – мы к тебе.

Так и закрепилось за священником погоняло: «отец Валидол». Он не возражал, ему похоже даже нравилось.

***