Сад богов

Он приехал как раз к обеду и до конца трапезы, без видимых усилий, сумел восстановить против себя всех, включая собак. Это был своего рода подвиг – за каких-то пару часов, не отдавая себе в этом отчета, вызвать раздражение пяти столь непохожих друг на друга людей. Так, съев воздушное, как облако, суфле с розовыми тельцами недавно выловленных креветок, он сказал: «Сразу видно, что ваш повар не француз». Узнав, что поваром была мать, он нисколько не смутился и добавил, как ей повезло: теперь он откроет ей тайны кулинарного искусства. От такой наглости она потеряла дар речи, а он переключился на Ларри и заметил ему, что единственные хорошие писатели – это французы. При упоминании Шекспира он пожал плечами и сказал: «Le petit poseur»[6]. Лесли он сообщил, что интерес к охоте может проявлять только человек с инстинктами преступника, да и в любом случае всем известно, что лучшее огнестрельное и холодное оружие производят французы. Марго он дал совет: ради мужчин женщина должна сохранять красоту и, в частности, не жадничать и не употреблять слишком много пищи, которая может испортить ее фигуру. Поскольку Марго страдала от излишней полноты и сидела на строгой диете, эта информация была встречена без энтузиазма. Окончательно же он упал в моих глазах, когда назвал моих собак «деревенскими дворнягами» и высокомерно сравнил их со своими лабрадорами, сеттерами, ретриверами и спаниелями, разумеется, французской породы. А еще он не понимал, зачем держать такое количество питомцев, если они не предназначены в пищу.

– Во Франции мы их пристреливаем, – сказал он.

Неудивительно, что, когда после обеда он пошел наверх переодеться, семья напоминала растревоженный вулкан. Лишь золотое правило матери, что нельзя в первый же день обижать гостя, удержала нас в рамках. Но нервы у всех были на таком пределе, что, если бы кто-то стал насвистывать «Марсельезу», его разорвали бы на куски.

– Видишь теперь, – выговаривала мать моему брату, – что получается, когда ты позволяешь неизвестным людям присылать к нам неизвестного гостя. Невозможный человек!

– Ну… не такой уж он плохой, – робко попробовал Ларри опровергнуть то, что было для всех очевидно. – Некоторые его замечания звучали довольно обоснованно.

– Это какие же? – зловеще спросила мать.

– Ну-ну? – вся дрожа, полюбопытствовала Марго.

– Ну… – туманно начал он, – суфле действительно показалось мне чуток тяжеловатым, а Марго и вправду округлилась.

– Гад! – выкрикнула Марго и залилась слезами.

– Довольно, Ларри, – сказала мать. – Даже не знаю, как мы выдержим неделю в компании с этим… с этим… надушенным сибаритом.

– Мне, между прочим, тоже предстоит его терпеть, не забывай об этом, – огрызнулся Ларри.

– В конце концов, он твой друг… то есть друг твоих друзей… В общем, кем бы он ни был, постарайся, чтобы мы его видели пореже.

– Если ты не хочешь, чтобы я посыпал перцем его задницу, – вставил Лесли. – Этот вонючий…

– Лесли! – оборвала его мать. – Достаточно.

– А что, не так? – заупрямился он.

– Так, дорогой, но не обязательно говорить об этом вслух.

– Я, конечно, постараюсь, – сказал Ларри, – но не моя вина, если он придет на кухню и станет учить тебя кулинарным изыскам.

– Предупреждаю тебя, – воинственно начала мать, – если этот человек переступит порог кухни, я уйду… я уйду и…

– И станешь отшельницей? – предположил Ларри.

– Нет, я стану жить в отеле, пока он не уедет. – Это была ее любимая угроза. – И сейчас я не шучу.

Надо отдать Ларри должное, в последующие дни он мужественно взял графа Россиньоля на себя. Сводил в городскую библиотеку и музей, показал ему летний дворец кайзера со всеми безвкусными статуями и даже поднялся с ним на самую высокую вершину Корфу, гору Пантократор, чтобы продемонстрировать окрестные виды. Про библиотеку граф сказал, что она явно проигрывает Французской национальной, местный музей, мол, совсем не чета Лувру, резиденция кайзера величиной, архитектурой и всем своим убранством уступала хижине, в которой жил графов садовник, ну а вид с горы Пантократор даже нечего сравнивать с обзором, открывающимся с любой горы во Франции.

– Он просто невыносим, – сознался Ларри, приводя себя в чувство бутылкой бренди в спальне матери, где мы все укрылись от графа. – Он помешан на Франции. Я не понимаю, зачем было оттуда уезжать. Он уверен, что даже телефонная служба там лучшая в мире! И у него совершенно отсутствует чувство юмора, как у какого-нибудь шведа.

– Дорогой, не переживай, – сказала мать. – Уже не так долго осталось.

– Не уверен, что я смогу продержаться. Бог – вот пока это единственное, в чем он не приписал первенство Франции.

– Вероятно, их вера в Бога самая истовая, – предположил Лесли.

– Почему бы нам не устроить ему какую-нибудь пакость? – мрачно заявила Марго. – Что-то совсем гадкое.

– Нет, Марго, – твердо сказала мать. – Мы никогда не делали пакостей нашим гостям… ну разве только в шутку или случайно… и не будем начинать. Придется потерпеть. Осталось недолго, всего несколько дней.

– Дьявольщина! – неожиданно воскликнул Ларри. – Совсем забыл. В понедельник эти чертовы крестины!