Самая страшная книга 2015

– Не спорь с матерью! – пресекая попытки дальнейших споров, отрезал Михаил Матвеевич. – Ты тогда еще младше Коленьки была, совсем ни шиша не помнишь. Нельзя не ездить… нельзя. А и не брать их если, что тогда? Кого бабке оставлять будем? Тебя? Маму? Или может Кольку ей сбросим? На кого Хуннин укажет, а?

Не решаясь спорить с отцом, Люся спрятала глаза. И все же, стараясь оставить последнее слово за собой, раздраженно бросила:

– И стоило тогда комедию ломать? Сразу бы его бабке отдали, так уже бы сто раз назад вернуться успели.

– А вдруг бы в этот раз не взяла? – отрешенно пробормотал Михаил Матвеевич. – Нельзя сразу… Не по-божески как-то.

– А держать детей в душной машине на такой жаре – это по-божески? Меня, между прочим, на турбазе заждались уже наверное!

– Да кому ты там нужна, шалава крашенная? – по-взрослому зло съехидничал Коленька.

– Ах ты, ублюдок мелкий!

Люся удивленно округлила глаза и попыталась отвесить младшему брату подзатыльник, но тот проворно перехватил руку, с неожиданной силой отведя ее в сторону. Глядя прямо в глаза девушке в два раза выше и больше его самого, он предостерегающе покачал головой, и Люся, вывернув покрасневшее запястье из стальных пальцев маленького мальчика, поспешно отошла в сторону. Коленька проводил ее тяжелым взглядом, в котором еле видной искоркой мерцала победная ухмылка. Убедившись, что повторной атаки на его голову не предвидится, он вперевалочку подбежал к матери, дернул ее за руку и противно загундосил:

– Ма-а-ам, я пися-а-ать хо-чу-у-у!

– Пап, поехали уже… – согласилась Люся, потирая запястье.

– Да, Мишенька, правда, поехали домой, а?

Стоящий на краю могилы Михаил Матвеевич встрепенулся, услыхав свое имя.

– И то верно. Старую проведали, можно и домой. Давайте-ка, раньше начнем – раньше закончим… раньше дома будем.

Сбросив с себя гипнотическое оцепенение, навеянное бездонной земляной ямой, он подошел к багажнику «Волги» и вынул оттуда большую лопату с широким лезвием. Следом на свет появились две лопаты поменьше – для женщин. Последним из багажника был извлечен небольшой металлический совок на длинной ручке. Маленький Коленька очень любил чувствовать себя частью большого семейного дела.

Сучий объект (Майк Гелприн)

За пару километров до цели штабной УАЗ, вот уже третий час трясшийся на колдобинах и ухабах, затормозил в метре от завалившейся поперёк дороги могучей сосны.

- Не проедем, товарищ прапорщик, - растерянно сказал водитель.

Литовченко матюгнулся сквозь зубы и полез из машины наружу. Стерегущие узкую лесную просеку лиственницы уже щекотали верхушками нижний край солнечного диска. Азартно гудело, прицеливаясь к прапорщицкой шее, нахальное предвечернее комарьё. Где-то неподалёку монотонно выстукивал бесконечную морзянку дятел.

- Давай, Хакимов, вылезай, - скомандовал Литовченко сгорбившемуся за рулём водителю. - Пешком дойдём, ноги, авось, не собьём. Там и переночуем.

- Где “там”, товарищ прапорщик?

Литовченко не ответил. Перелез через разрезавший просеку напополам сосновый ствол и широким шагом двинулся по заросшей травой обочине. Где “там”, он и сам толком не знал. В месте, которое майор Немоляев называл “сучьим объектом”, прапорщик за десять лет службы бывал лишь однажды, год с небольшим назад. Подвозил туда продовольствие - что-то у них там стряслось со штатной полуторкой. Впрочем, на объект как таковой Литовченко не пустили - съестное разгрузили снаружи, у распашных ворот, врезанных в забор из стальных щитов в два с половиной человеческих роста. Литовченко сдал продовольствие под расписку очкастому задохлику в штатском и под доносящийся из-за забора заливистый собачий брех отбыл. Что происходит за оградой, и кто там, помимо псов, обитает, прапорщик понятия не имел. Походило на то, что майор Немоляев не имел также, хотя в подпитии, бывало, плёл про “сучий объект” разные небылицы, сводившиеся в основном к скабрезностям насчёт противоестественных отношений между собачьим и человеческим персоналом.

“Делать людям нечего, - сердито думал Литовченко, с остервенением отмахиваясь от комаров. - На связь, видите ли, они не выходят, большое дело. Перепились, небось, а тут тащись к ним за сотню вёрст”.

- Товарищ прапорщик!

Литовченко на ходу обернулся. Запыхавшийся Хакимов, закинув за спину “АКМ”, трусил следом.

- Чего тебе?

- Сосна эта, - Хакимов приблизился, перевёл дух. - Она не сама упала, товарищ прапорщик. Я там посмотрел - её, похоже, топором рубили.

Литовченко сморгнул, ему враз стало не по себе. Ладонь непроизвольно опустилась на кобуру с “ПЯ”, который в армии называли “грачом”.

- Уверен? - переспросил он.

- Так точно.

С четверть минуты Литовченко молчал, думал - обстоятельно и неторопливо, как и подобает видавшему виды прапору. Допустим, рация на объекте замолчала не потому, что персонал отмечал чей-нибудь день рождения, и не оттого, что накрылся какой-нибудь диод или резистор. Также предположим, что дерево срубили не забавы ради, а с целью задержать направляющуюся на объект технику. Тогда получается…