— О Боже, — вздохнул Алан. — И давно ты уже носишься с этой дурацкой идеей, будто Ал принимает тебя за злобную мачеху?
Она нахмурилась.
— Надеюсь, ты простишь меня за то, что я не нахожу эту мысль такой смешной, как ты...
Он мягко взял ее за локоть и поцеловал в губы.
— Я вовсе не нахожу ее смешной. Бывают времена — я как раз думал об этом, — когда мне кажется немного странным, что я здесь, с тобой... Каким-то слишком... поспешным. На самом деле это не так, но иногда мне так кажется. Понимаешь меня?
Она кивнула. Лоб у нее разгладился, но не до конца.
— Конечно, понимаю. Персонажи из фильмов и телесериалов всегда переживают чуть дольше, правда?
— Ты попала в точку. В кино всегда видишь кучу переживаний и очень немного страданий. Потому что страдания слишком реальны. Страдания... — Он выпустил ее из объятий, взял блюдо и начал медленно вытирать его. — Страдания
— Да.
— Потому иногда я чувствую себя немного виноватым, это — да. — Он поймал себя на том, что словно оправдывается, и грустно усмехнулся. — Отчасти из-за того, что это кажется слишком скорым, хотя это совсем не так, а отчасти потому, что кажется, будто я слишком легко с этим справился, хотя это тоже неправда. Но мысль о том, что я должен страдать больше, иногда присутствует, не стану отрицать, однако в глубине души я знаю, что это чушь... Потому что часть меня — на самом деле очень большая часть — все еще страдает.
— Так ты, оказывается, человек, — мягко сказала она. — Как это жутко странно и порочно!
— Да, наверно. Что же касается Ала, то он справляется с этим по-своему. Это тоже неплохой способ — он достаточно тверд, чтобы я мог гордиться сыном. Ему все еще не хватает его матери, но если он до сих пор страдает — а я, пожалуй, не очень уверен в этом, — то страдает он из-за Тодда. Но твоя идея, будто он не приезжает, потому что не признает тебя... или нас... Это не в масть.
— Я жутко рада, что это не так. Ты даже не представляешь, какой камень упал у меня с души. Но все же это кажется мне...
— Не совсем правильным, да?
Она кивнула.
— Я понимаю тебя. Но поведение детей, даже когда оно нормально на девяносто восемь и восемь десятых, взрослым никогда не кажется правильным. Мы забываем, как легко они выздоравливают, и почти всегда забываем, как быстро они меняются. Ал сейчас отталкивается. От меня, от своих старых приятелей вроде Джимми Калтина, да и от самого Касл-Рока. Это просто стремление оттолкнуться, уйти прочь, вот и все. Как ракета, когда у нее врубается третья ступень. Дети всегда так делают, и, наверно, это всегда бывает немного грустным сюрпризом для их родителей.
— Кажется, все-таки рановато, — тихо сказала Полли. — В семнадцать еще рано отталкиваться.
— Да, это действительно рано, — согласился Алан. — Он лишился матери и брата из-за идиотского несчастного случая. Его жизнь разорвалась на части, моя жизнь тоже разорвалась на куски, и мы сблизились, как, наверно, поступают все отцы и сыновья в подобных ситуациях, чтобы выяснить, сможем ли мы найти и вернуть большую часть этих кусочков. Думаю, у нас это получилось неплохо, но я был бы просто слепцом, если бы не понял, что все изменилось. Моя жизнь, Полли, здесь, в Роке. Его жизнь — уже нет. Я думал, что, быть может, это вернется, но его взгляд, когда я предложил ему перевестись этой осенью в колледж Касл-Рока, быстро лишил меня этой иллюзии. Ему
— Поняла, Алан!
— М-м-м?
— Ты скучаешь по нему, да?
— Да, — просто ответил Алан. — Каждый день. — Неожиданно он с ужасом понял, что вот-вот расплачется. Он отвернулся и бесцельно открыл дверцу шкафа, стараясь взять себя в руки. Самый простой способ сделать это — сменить тему, причем быстро. — Как Нетти? — спросил он и с облегчением отметил, что голос его звучит нормально.
— Она говорит, что к вечеру стало лучше, но она очень долго не подходила к телефону... Я уже представляла себе, как она валяется на полу без сознания.
— Наверно, она спала.
— Она сказала, что нет, и по голосу вроде не похоже. Знаешь, как отвечают, когда будит телефонный звонок?
Он кивнул. Тут опять сказывался полицейский опыт. Сколько раз ему приходилось будить кого-то звонками и самому просыпаться среди ночи от настойчивой трели телефона.
— Она сказала, что разбиралась с разным старьем своей матери в сарае, но...
— Если у нее расстройство желудка, ты, наверно, позвонила как раз в тот момент, когда она сидела в сортире, и она просто не захотела в этом признаться, — сухо заметил Алан.
Она обдумала это и расхохоталась.
— Ручаюсь, так оно и было. Это на нее похоже.
— Конечно. — Он заглянул в раковину и выключил кран. — Родная, мы все вымыли.
— Спасибо, Алан. — Она легонько потрепала его по щеке.
— Да, взгляни-ка, что я нашел, — сказал Алан. Он потянулся ей за ухо и вытащил оттуда монетку в пятьдесят центов. — Ты всегда их там хранишь, красотка?