Никто ей не ответил. Почувствовав напряжение, повисшее в комнате, Клодия посмотрела на Джареда, потом, вынув из кармана платья синий бархатный мешочек, подошла к сапиенту.
— Узнаёшь это, Мастер?
Развязав тесёмку, она опрокинула мешочек, и оттуда выпал миниатюрный портрет, искусно обрамлённый золотом и жемчугом; с обратной стороны был выгравирован коронованный орёл. Она подала портрет Финну.
Тот всмотрелся в изображение улыбающегося темноглазого мальчика со стеснительным, но открытым взглядом.
— Это я?
— Не узнаёшь себя?
Когда он ответил, боль в его голосе потрясла Клодию.
— Нет, это уже не я. Этот мальчик никогда не видел людей, убивающих друг друга за объедки. Он ни за что бы не стал мучить старуху, выпытывая, где она прячет последние монеты. Он никогда не плакал, лёжа в клетке, его воспоминания никогда не вырывали с корнем, плач несчастных детей не терзал его по ночам. Он — это не я. Он не терпел насмешек от Тюрьмы.
Финн бросил ей портрет и, поддёрнув рукав, продолжил:
— А теперь посмотри на меня, Клодия.
Татуировка — орёл Хаваарна — на его запястье поблекла, была едва заметна среди старых шрамов и рубцов от ожогов. Когда и как получил он эти раны?!
Клодия твёрдо проговорила:
— Зато он не видел звёзды. По крайней мере, не так, как их видишь ты. Ты был этим мальчиком когда-то.
Она поднесла миниатюру к лицу Финна, и Джаред подошёл ближе, чтобы сравнить. Сходство было несомненным. Но Клодия понимала, что и тот, другой юноша тоже походил на портрет. При этом конкурент выглядел уверенным и бодрым в отличие от измождённого, бледного, потерянного Финна.
Стараясь не показывать Финну свои сомнения, она продолжила:
— Мы с Джаредом нашли это в доме человека по имени Бартлетт. Он присматривал за тобой, когда ты был маленьким. Старик оставил послание, и в нём рассказал, как сильно любил тебя — словно собственного сына.
Финн печально покачал головой.
Клодия горячо продолжала:
— У меня тоже есть твои портреты, но этот лучше всех остальных. Думаю, именно ты подарил его Бартлетту. Он был единственным, кто знал, что тело, принесённое после несчастного случая — не твоё. Он верил, что ты жив.
— Где он? Мы могли бы позвать его сюда?
— Бартлетт мёртв, Финн, — очень тихо проговорил Джаред.
— Из-за меня?
— Он понимал, что рано или поздно они до него доберутся.
Финн пожал плечами.
— Мне жаль. Но единственного старика, которого я любил, звали Гильдас. И он тоже мёртв.
Послышался треск.
На панели управления замерцал экран.
Джаред кинулся к нему, Клодия — следом.
— Что это? Что происходит?
— Кто-то пытается связаться с нами. Возможно…
Он повернулся. В гуле, издаваемом комнатой, что-то изменилось. Он словно бы отдалился и одновременно начал нарастать. Клодия взвизгнула, сдёрнув Финна со стула с такой силой, что оба чуть не упали.
— Портал заработал!! Но как?!
— Изнутри. — Бледный от напряжения, Джаред наблюдал за стулом. Все уставились туда же, не зная, чего или кого ожидать. Финн вынул из ножен меч.
Вспышка ослепительно яркого света, знакомая Джареду.
И на стуле появилось перо.
Перо размером с человека.
Ружьё выплюнуло сгусток пламени, тот прорезал лёд под ногами Скованных, и создание взвыло, срываясь и соскальзывая с отколовшегося куска льда. Тела спутались, цепляясь друг за друга. Аттия снова выстрелила, целясь в раскалывающиеся льдины, и закричала:
— Давай!
Кейро силился высвободиться. Он ожесточённо бился, колотил и пинал, но ноги его оскальзывались на мокром ледяном крошеве, а в плащ вцепилась рука Скованных. Ткань не выдержала, в следующее мгновение Кейро освободился и побежал к всаднице. Аттия склонилась, чтобы помочь ему; он был тяжёлым, но страх и нежелание снова оказаться в удушающих объятиях Скованных придали ему сил, и он стремительно вскарабкался на спину коня позади спутницы.
Аттия сунула ружьё под мышку, пытаясь совладать с конём. Полумеханический зверь в панике взвился на дыбы, и тут громкий треск расколол ночь. Бросив взгляд вниз, Аттия увидела, как ломается лёд: от дыры, которую она пробила во льду, зигзагами расползались чёрные трещины. От водопада откалывались сосульки и, упав наземь, образовывали кучки с острыми, иззубренными гранями.
Вырвав оружие из её рук, Кейро проорал:
— Держи его!
Животное в страхе мотало головой, его копыта скользили и громыхали по льдинам.
Скованные наполовину погрузились в талую воду, но продолжали барахтаться. Часть тел уже утонула под тяжестью других. Цепи из сухожилий и кожи покрылись инеем.
Кейро поднял оружие.
— НЕТ! — завопила Аттия. — Мы же можем уйти! — И добавила, когда он не опустил ружьё: — Они тоже когда-то были людьми.
— Если они помнят о том времени, то только поблагодарят меня, — мрачно проговорил напарник.
Пламя ударило по Скованным. Кейро выстрелил три, четыре, пять раз, хладнокровно и умело. Ружьё, отплевавшись и прокашлявшись, замолкло, став бесполезным. Тогда он выбросил его в оплавленный кратер проруби.
Осторожно натянув поводья, уже натёршие ей руки, Аттия заставила коня стоять спокойно.