Сатиры

Царь Соломон сидел под кипарисом
И ел индюшку с рисом.
У ног его, как воплощенный миф,
Лежала Суламифь
И, высунувши розовенький кончик
Единственного в мире язычка,
Как кошечка при виде молочка,
Шептала: «Соломон мой, Соломончик!»

               «Ну, что?» – промолвил царь,
               Обгладывая лапку.
               «Опять раскрыть мой ларь?
               Купить шелков на тряпки?
               Кровать из янтаря?
               Запястье из топазов?
               Скорей проси царя,
               Проси, цыпленок, сразу!»

Суламифь царя перебивает:
«О мой царь! Года пройдут, как сон —
Но тебя никто не забывает —
Ты мудрец, великий Соломон.
Ну, а я, шалунья Суламита,
С лучезарной, смуглой красотой,
Этим миром буду позабыта,
Как котенок в хижине пустой!
О мой царь! Прошу тебя сердечно:
Прикажи, чтоб медник твой Хирам
Вылил статую мою из меди вечной, —
Красоте моей нетленный храм!..»

               «Хорошо! – говорит Соломон. – Отчего же?»
               А ревнивые мысли поют на мотив:
               У Хирама уж слишком красивая рожа —
               Попозировать хочет моя Суламифь.
               Но ведь я, Соломон, мудрецом называюсь,
               И Хирама из Тира мне звать не резон…
               «Хорошо, Суламифь, хорошо, постараюсь!
               Подарит тебе статую царь Соломон…»

Царь тихонько от шалуньи
Шлет к Хираму в Тир гонца,
И в седьмое новолунье
У парадного крыльца
Соломонова дворца
Появился караван
Из тринадцати верблюдов,
И на них литое чудо —
Отвратительней верблюда
Медный, в шесть локтей, болван.
Стража, чернь и служки храма
Наседают на Хирама:
«Идол? Чей? Кому? Зачем?»
Но Хирам бесстрастно нем.
Вдруг выходит Соломон.
Смотрит: «Что это за гриф
С безобразно длинным носом?!»
Не смущаясь сим вопросом,
Медник молвит: «Суламифь».

               «Ах!» – cорвалось с нежных уст,
               И живая Суламита
               На плиту из малахита
               Опускается без чувств…
               Царь, взбесясь, уже мечом
               Замахнулся на Хирама,
               Но Хирам повел плечом:
               «Соломон, побойся срама!
               Не спьяна и не во сне
               Лил я медь, о царь сердитый,
               Вот пергамент твой ко мне
               С описаньем Суламифь:

                            Нос ее – башня Ливана!
               Ланиты ее – половинки граната.
                            Рот, как земля Ханаана,
               И брови, как два корабельных каната.

                            Сосцы ее – юные серны,
               И груди, как две виноградные кисти,
                            Глаза – золотые цистерны,
               Ресницы, как вечнозеленые листья.

                            Чрево, как ворох пшеницы,
               Обрамленный гирляндою лилий,
                            Бедра, как две кобылицы,
               Кобылицы в кремовом мыле…

                            Кудри, как козы стадами,
               Зубы, как бритые овцы с приплодом,
                            Шея, как столп со щитами,
               И пупок, как арбуз, помазанный медом!»

В свите хохот заглушенный. Улыбается Хирам.
Соломон, совсем смущенный, говорит: «Пошел к чертям!
Все, что следует по счету, ты получишь за работу…
Ты – лудильщик, а не медник, ты сапожник… Стыд и срам!»
С бородою по колена, из толпы – пророк Абрам
Выступает вдохновенно: «Ты виновен – не Хирам!
Но не стоит волноваться, всякий может увлекаться:
Ты писал и расскакался, как козуля по горам.
“Песня песней” – это чудо! И бессилен здесь Хирам.
Что он делал? Вылил блюдо в дни, когда ты строил храм…
Но клянусь! В двадцатом веке по рождении Мессии
Молодые человеки возродят твой стиль в России…»

               Суламифь открывает глаза,
               Соломон наклонился над нею:
               «Не волнуйся, моя бирюза!
               Я послал уж гонца к Амонею.
               Он хоть стар, но прилежен, как вол,
               Говорят, замечательный медник…
               А Хирам твой – бездарный осел
               И при этом еще привередник!
               Будет статуя здесь – не проси —
               Через два или три новолунья…»
               И в ответ прошептала «Merci!»
               Суламифь, молодая шалунья.