Сборник статей и интервью 1995-2000гг.

В принципе ответом на вопрос о “левом патриотизме” должен стать последовательный демократизм. После глобализации становится очевидно, что международные формы демократии и представительства абсолютно необходимы, более того, без них неполноценной, незавершенной является демократия на уровне государства. Но без национального государства вообще не может быть демократии. Общество может выразить свои интересы и отстоять их только в рамках национального государства - любые международные структуры могут быть представительными и демократичными лишь в том случае, если они опираются на демократию в каждой отдельной стране, точно так же, как эта демократия может быть полноценной лишь в том случае, если опирается на местное самоуправление.

В то время как транснациональный капитал и международные финансовые организации становятся все более безответственными и неподконтрольными никому (по сути, они сами претендуют на то, чтобы контролировать законно избранные правительства), защита национального суверенитета становится равносильна борьбе за элементарные гражданские права населения. Мы имеем право участвовать в принятии решений, от которых зависит наша жизнь.

В таком понимании идея суверенитета не имеет ничего общего ни с идеологией “этнического” сообщества, ни с “державностью” русских националистов. Борьба за экономический суверенитет имеет смысл только в форме солидарных действий народов разных стран. Тем самым она должна опираться не на идею национализма (по своей сути буржуазно-бюрократическую), а на традиции интернационализма и анти-империализма. Короче, в данном случае, для того, чтобы быть “современными” и “актуальными”, левым необходимо в первую очередь сохранять верность самим себе, собственным исконным принципам.

Третье и главное: левые должны наконец стать тем, чем их изображает либеральная пресса. Помните, в 1996 году газеты писали, что с приходом “красных” начнется передел собственности? А Зюганов “со товарищи” беспомощно оправдывались: мол, не будем грабить награбленное. А надо. Без экспроприации экспроприаторов все останется по-старому. Нельзя менять систему, не затрагивая отношений собственности. Большинство населения это осознает: опросы показывают, что массовый пост-советский человек, разумеется, национализировать мелкие лавочки не хочет, а нефтяную, газовую, металлургическую промышленность, энергетику, транспорт и связь готов хоть завтра вернуть в государственную собственность. Причем без всякой компенсации. Нас же не компенсировали, когда все это украли? Или чубайсовский ваучер все-таки был той самой справедливой компенсацией?

Наконец, ясно, что ублюдочное состояние нашей оппозиции и полная политическая беспомощность левых тесно связаны с упадком рабочего движения. В условиях обвального спада в промышленности иначе и быть не может. Вопреки ленинским схемам, рабочее движение растет именно тогда, когда растет экономика. Если будет хотя бы минимальный подъем, можно надеяться и на перемены в профсоюзах, и на появление новых рабочих лидеров, сделавших себе имя, возглавляя победоносные стачки. Но в любом случае Россия не останется в стороне от более общего процесса трансформации класса наемных работников, происходящего во всем мире. Привычное представление о тождестве физического и наемного труда уходит в прошлое. Полностью пролетаризированы наука и образование. В ходе технологической революции сложился новый общественный слой, своего рода “технологическая элита”. До определенного времени эта технологическая элита пожинала плоды своего привилегированного положения в мире труда, фактически поддерживая неолиберальную модель капитализма. Но это было возможно лишь на этапе подъема технологической революции. Никакая революция, даже технологическая, не может продолжаться непрерывно и бесконечно. Революционные фазы развития технологии сменяются эволюционными, и положение технологической элиты меняется. Она вынуждена будет в значительно большей мере ощутить свою зависимость по отношению к настоящим элитам буржуазного общества - финансовой олигархии и транснациональной бюрократии частного сектора.

Чем больше технологическая элита обнаруживает противоречие своих интересов и интересов буржуазии, тем больше она ощущает себя принадлежащей к миру труда (вместе с учеными, учителями, врачами). Изменение психологии происходит медленно, требуется смена поколений. Но происходит это закономерно. Некоторые социологи (например, А. Тарасов) считают, что именно технологическая элита выступит могильщиком капитализма. По отношению к буржуазному обществу она станет тем же, чем буржуазия стала по отношению к феодализму. Ведь буржуазию тоже на первых порах устраивал абсолютизм.