Семь сестер. Атлас. История Па Солта

Она сжала мою руку и исчезла на кухне. Я последовал за мсье Ландовски в его мастерскую, где на столе стояла почти законченная каменная скульптура танцующей женщины. Ее рука была изящно вскинута над головой, а лицо опущено.

Ландовски взял долото и стал аккуратно постукивать по развевавшимся волосам танцовщицы.

– Передай мне самый тонкий резец с верстака, – попросил он, и я моментально исполнил его просьбу. – Ну, что ты думаешь? – Он отступил от стола и кивнул в сторону скульптуры.

– Вы не утратили вашу уникальную манеру, – сказал я. – Это танцовщица фламенко?

– Да. – Он отошел подальше, чтобы полюбоваться своей работой. – Я весьма горжусь этой вещицей.

Он повернулся ко мне.

– Ты вернулся, мальчик. Значит ли это, что ты наконец в безопасности?

Я вздохнул.

– Это трудный вопрос, мсье Ландовски.

– Хммм… Ну, можешь не волноваться начет этого безобразника Туссена из консерватории. Твой бывший учитель мсье Иван разобрался с ним.

Я улыбнулся при упоминании этого имени.

– Правда? Каким образом?

– Иван приехал в Париж из Москвы, и он не был склонен цацкаться с доносчиками, – хохотнул Ландовски. – Нужно ли что-то добавить к этому?

Я пожал плечами.

– Пожалуй, нет.

– В итоге Туссен уехал из Парижа, и мы больше не слышали о нем. Крысы в конце концов прячутся в канализации.

– Как поживает мсье Иван? Мне бы очень хотелось встретиться с ним.

Ландовски облокотился о верстак.

– Прости, Бо, но он умер несколько лет назад. Мы с ним общались после твоего отъезда в Германию. Он часто говорил о тебе и предсказывал великие свершения. – Ландовски окинул меня внимательным взглядом. – Но ясно, что ты больше не занимаешься музыкой.

– Откуда вы знаете, мсье Ландовски? – ошеломленно спросил я.

– Ты выглядишь безрадостным и каким-то… бездушным. Поэтому я пришел к такому выводу. – Тут Эвелин принесла чай. – Спасибо, Эвелин. Не знаю, что бы я без нее делал, мальчик. Она управляет всей моей жизнью во Франции, от постельного белья до рабочего графика. Моя память уже не такая, как раньше, да, Эвелин?

Она рассмеялась.

– Вы проницательны, как всегда, мсье Ландовски.

– Ну, тебе приходится так говорить, если ты у меня на жалованье! Но садись же, а наш старый друг поведает о своей жизни.

Эвелин направилась к пыльному старому дивану в глубине мастерской.

– Мсье Ландовски… Прежде, чем я начну, можно узнать, где находятся остальные члены вашей семьи?

– Большинство из них до сих пор живут в Риме. – Ландовски указал на свою скульптуру. – Я приехал в Париж только ради окончания работы над этим заказом. Приступил к нему после того, как утомился от болтовни моей больной тещи на прошлое Рождество. – Он нежно погладил каменное лицо. – Это предназначено для частного клиента из Испании. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я продолжу работу, пока ты будешь говорить, Бо. Я уже задержал сроки и сегодня должен все закончить.

– Совершенно не возражаю, мсье Ландовски.

– Спасибо. – Он снова взялся за резец. – Ах, да! Марселю все-таки удалось поступить в консерваторию. Сейчас он учится на композитора у Маргариты Лонг[27].

Я немного поаплодировал.

– Вполне заслуженно. Передайте ему мои искренние поздравления при следующей встрече.

Мсье Ландовски лукаво улыбнулся.

– Уверен, он будет очень рад услышать их.

Пока я рассказывал свою историю, мсье Ландовски работал, и я ассистировал ему, каким-то образом безо всяких усилий вернувшись к рабочей рутине четвертьвековой давности. Он почти не реагировал на мои откровения, хотя я рассказал почти все – от боли в сломанной руке, разрушившей мою профессиональную карьеру, до драматической операции по спасению людей из опаловой шахты в Кубер-Педи. Он был всецело сосредоточен на своей работе. Эвелин ахала и бурно жестикулировала при каждом повороте сюжета.

– Ох, Бо, – сказала она, когда я замолчал. – Я так сожалею обо всем, что с тобой случилось. Жизнь бывает очень несправедливой.

– Полагаю, мне не стоит спрашивать, связывалась ли Элле с кем-либо из вас? – спросил я. Ландовски покачал головой. – А как насчет мсье Бройли? Думаете, такое возможно?

– Я регулярно беседую с ним, – ответил Ландовски. – Он стал директором скульптурного отделения при Школе изящных искусств. Уверяю тебя, он бы упомянул об этом.

– А я по-прежнему держу связь с мадам Ганьон, – добавила Эвелин. – Она теперь на пенсии, но мы время от времени устраиваем совместные чаепития. Извини, Бо, но она тоже не упоминала об Элле.

– Как насчет Крига? – поинтересовался Ландовски. – Ты больше не боишься его?

– Не знаю, что еще он мог бы у меня отнять, – честно ответил я. – Это было моей последней надеждой. Я не знаю, где еще может находиться Элле. Я думал, что если она посещала места из нашего прошлого, то могла бы остановиться в одном из них. Но теперь я не знаю, что делать.

Я провел пальцами по шевелюре. Ландовски посмотрел на меня.

– У тебя больше нет цели. – Он хлопнул в ладоши. – Ты бы не взялся за небольшую работу?

Его предложение застигло меня врасплох.

– Вы очень добры, мсье Ландовски, но я не уверен, что смогу так же помогать вам в мастерской, как раньше.