Семинар по Кундалини йоге

Факт заключается в том, что для нас эти вещи индивидуально и немедленно исходят из земли, но лишь как малые, нелепые начинания, которые мы с трудом можем принять всерьез.

Например: мы имеем дело с пациенткой, с которой я, после шести лет проводившегося от случая к случаю анализа, окончательно, хотя и с большой неуверенностью, перешел на «путь йоги». Она была практикующей католичкой. У католиков мертворожденное бессознательное, потому что церковь уже окончательно сформировалась, образовалась и стеснила природу бессознательного. Тому есть раннее свидетельство. Архиепископ Атанасий Александрийский,[1] например, в своей биографии св. Антония, дает своим монахам представление о том, что в бессознательном хорошо, а что дурно. Он говорит, что дьявол также может говорить «слова истины» и говорить о вещах, которые истинны. Но, утверждает он:

 

Постыдно будет для нас, если восставшие против Бога станут нашими учителями. Облачимся же в доспехи праведности и оденем шлем искупления, и во время битвы пошлем умственные стрелы правоверным умом. Поскольку дьявол суть ничто, и будь он чем-то, сила его ничто перед мощью креста.[2]

 

Кроме того, религиозные упражнения Игнатия Лойолы[3] - это христианские варианты индийских медитаций или же наших фантазий из бессознательного. Религиозные упражнения – это медитации согласно церковным наставлениям; их цель – повторение символов веры. Так вызывается исчезновение всех мыслей и фантазий, которые догматически неприемлемы.

Посредством такого подхода в моей пациентке развился полный паралич – все уже было снаружи, и потому стало невидимым внутри. Я шесть лет пытался анализом привести ее обратно к церкви, так сказать, пока она не призналась в том, чего бы не рассказала исповеднику: она не верила ни в Бога, ни в Папу, но все равно умрет в лоне церкви. Несмотря на возраст (ей тогда было пятьдесят пять лет), это заставило ее страдать от того, что все в ней было мертво и темно, ведь она сама по-прежнему была жива, и эта жизнь настаивала на своих правах. Я  был в затруднении, поскольку видел, что живой дух хотел идти своим путем, несмотря ни на что, и затем появился оригинальный опыт.

Я порекомендовал ей наблюдать, появляются ли образы до засыпания, и спросил ее о снах. До той поры ей снились сны, но после моего вопроса они ей сниться перестали. Потому я сказал ей лечь и закрыть глаза, и у нее было видение: она увидела темную стену. Она должна была держаться за этот образ, концентрироваться на нем (дхарана), созерцать его – «оплодотворить его», так чтобы он ожил.

Когда она это сделала, стена разделилась на деревья – она стала темными джунглями, затем между деревьев начали двигаться фигуры. Это было в Нью-Мексико, и фигуры были всем племенем [американских] индейцев. В ней ожил архетип американца.

Перед лесом возникло озеро. (Лес, изначальный дом человечества, представляет бессознательное. Озеро, с его ровной поверхностью, непроницаемой для глаза, также является его образом.) Индейцы отвязали каноэ у берега, погрузили в них женщин, детей и пересекли озеро. На другой стороне была пустыня; индейцы расставили здесь свои шатры, разожгли огонь, приготовили еду, съели ее, и вернулись в шатры. Они, очевидно, отошли ко сну, хотя был еще день, и солнце неподвижно стояло в небе. Только вождь остался снаружи и повернулся лицом к пескам пустыни.

Здесь вы видите мире читты – фигуры, которых пациентка не создала сама, живущие в ней «самостоятельно», по своим законам.

Теперь пациентка вновь и вновь концентрировалась на вожде, но он не двигался. Больше вообще ничего не происходило. Пациентка, по-видимому, достигла догматической стены, которая расставляет перед индивидуальным опытом бессознательного все кары ада.

По крайней мере, облегчение было достаточно большим, чтобы она прожила еще год под воздействием образа, который уже никогда не теряла из виду. В то же время, развивались попытки прорваться – она видела, например, тяжелые транспортные машины в песчаной буре, или всадника в метели. Эти образы – сторонние проявления опасности, в которой она оказалась из-за контакта с бессознательным. Но такой прорыв не допустим, потому что история должна была дойти до конца. Пациентка должна была держаться за нее и достигнуть прогресса с индейцем.

Через год она вернулась к анализу; и однажды она была очень впечатлена тихим, сухим, чистым пустынным воздухом, на котором находился индеец. Неожиданно она почувствовала в воздухе влажность, которой не ощущала раньше. Нечто наконец сдвинулось, и это так ее взбудоражило, что она смогла прожить еще год.

Придя ко мне через некоторое время, она рассказала, что индейца там больше не было; все угасло. Куда же он ушел? У нее было второе видение, и первое растворилось во втором: белый змей появился перед ней в сиянии и невозмутимом величии, облаченный в перья и диадему.