Септимий Север. Африканец на Палатине

Недовольство воинов было серьёзным. Не желая нести новые жестокие потери, солдаты прибывших с Запада легионов отказались повиноваться императору³³. Дион Кассий приводит такой случай: «Из-за этого Север оказался в настолько затруднительном положении, что в ответ на обещание одного из своих приближённых захватить город, если император даст ему всего пятьсот пятьдесят воинов – уроженцев Европы, при этом не подвергая опасности остальную часть войска, Север произнёс во всеуслышание: «А откуда мне взять столько воинов?» Он имел в виду, что воины ему не повинуются».³⁴ На настроение легионов влияли и сама природа, и климат местности, которые тяжелее всего переносили именно уроженцы Запада. Геродиан утверждает, что от душного воздуха, палящего солнца и всякого рода хворей в римской армии погибло больше людей, чем в боях с арабами³⁵. Идя по пути Траяна, войско Севера испытало под Хатрой такую же жестокую неудачу. Любопытно, что Траян тогда чудом избежал гибели, когда при обстреле со стен крепости был убит находившийся рядом с ним телохранитель. Мы помним, что и Север лишился охранников из-за вражеских снарядов. Возможно, именно из-за неудачи под Хатрой и отказался Луций от назначенного ему сенатом триумфа, сославшись на болезнь ног, не позволявшую ему стоять на колеснице³⁶. Впрочем, он и на самом деле страдал подагрой.

В Нисибис Север вернулся летом 198 года. После взятия Ктесифона его старший сын цезарь Бассиан Антонин был возвышен до статуса августа, став на тринадцатом году жизни соправителем отца. Его младший брат Гета на одиннадцатом году стал цезарем. Вторая неудача под Хатрой после двадцатидневной осады, конечно, испортила настроение и императору, и всей армии, но не перечеркнула общей победы над Парфией. Дабы закрепить этот достигнутый успех надо было усилить инфраструктуру Северной Месопотамии, во многом недостаточную для обороны римских владений³⁷. Потому вторую половину 198-го и весь 199-ый год Север занимался обустройством пограничных вновь обретённых в текущей войне земель³⁸. На них были размещены прибывшие из Европы новые легионы: в Зингаре (между непокорной Хатрой и Нисибисом) – I Парфянский, а к западу от него (между Нисибисом и Эдессой) – III Парфянский³⁹. Тем временем Вологез IV, понимая, что не располагает достаточными силами для отвоевания у римлян Северной Месопотамии, согласился наличное свидание с императором. В результате стороны договорились о мире, согласно которому Осроена и Адиабена с Эдессой и Нисибисом перешли под власть Империи. Префектом новой провинции Месопотамия был назначен представитель всаднического сословия. Парфию Север утешил признанием её прав на часть Восточной Армении⁴⁰. В честь победного мира и приобретения новой провинции, ставшей, кстати, последним завоеванием Римской империи, высокого титула удостоилась и супруга императора Юлия Домна. Отныне она стала «mater castrorum» – «матерью лагерей». Это означало, что в каждом военном лагере рядом с изображением императора должно было находиться и изображение императрицы⁴¹. Ничего принципиально нового в этом не было, поскольку ещё в 174 году такой титул был присвоен супруге Марка Аврелия Фаустине после победы в Паннонии римлян над сарматами, где императрица сопровождала супруга.

Пожалование «матери лагерей» Юлии Домне, прибывшей к мужу в армию, имело важное и политическое, и идеологическое значение. Сам Север объявил себя усыновлённым Марком Аврелием. Потому, приравняв супругу к жене своего «усыновителя», он формально поставил её даже выше себя… Впрочем, собственное родство с угасшей условной династией Антонинов Луций продлил далеко вглубь времён, доведя таковое до Нервы (96–98 гг.)⁴². Новый титул особо подчёркивал связь императрицы с армией – главной опорой воцарившейся в Риме династии Северов. Изображения Юлии Домны появились на монетах. На одной из них – золотой чеканки 201 года – Луций был изображён как Солнце, а она как Луна. Оба светила символизировали вечность Империи⁴³. Столь настойчивое внедрение семьи Севера в родство с Антонинами обуславливалось и вполне конкретным материальным интересом. В своё время Антонин Пий вывел личное имущество принцепса из наследственного родового имущества – патримония. Оно заметно возросло при Коммоде за счёт многочисленных, прежде всего, земельных конфискаций у репрессированных. Вводя себя и жену с детьми в число Антонинов, Север присваивал своей семье право распоряжаться личным имуществом былых властелинов Империи. А таковое было столь велико, что ещё при Коммоде появился специальный чиновник – прокуратор личного имущества императора⁴⁴.