Серебряный змей в корнях сосны

Исказив девиз школы Фусин, она будто посмеялась над ними обоими, показала, что они ничем не лучше перед ней, чем простые люди перед судом Фусин, не лучше, чем ёкаи перед людьми. И хор девичьих голосов подхватил: «Виновны, виновны, виновны!»

Что-то твердое вдруг встало поперек горла, и Хизаши закашлялся. Рядом задыхался Учида, сгибаясь поперек, пока вместе с кашлем на ладонь со звоном не выпал серебряный бубенчик. Потом еще один, и еще, и еще…

Ладонь уже была вся в крови, когда лисий смех оборвался как по команде, и беседка растворилась, вернув их обоих в исходную точку – перед старой торией со следами когтей тэнгу на перекладине.

Хизаши первым делом посмотрел на свою ладонь, она была чистой. В горле немного першило, но не до боли. Учида кашлянул пару раз, но, видимо, не нашел в себе никаких изменений. К тому же нагината по имени Кэйдо была в его руке и все еще оставалась духовным оружием.

– Простите их, они не со зла, – извинился кто-то, выходя из-за толстого деревянного столба. Рыжая кицунэ ластилась к ногам незнакомца, высовывая язык, как самое обычное животное, прирученное человеком.

Хизаши перестал кашлять и присмотрелся к говорившему. Невысокий, болезненно стройный, казавшийся от этого почти ребенком, с убранным под белый колпачок пучком гладких каштановых волос. Он был одет в короткое верхнее кимоно болотно-зеленого цвета, зауженные к низу штаны, обмотанные тканью, и простые соломенные сандалии. За спиной у него была котомка, из которой торчали пучки трав.

Хизаши узнал его. Это был Сасаки Арата.

– И ты прости их, Бьякко-сан, – поклонился он пустоте за спиной Хизаши. – Даже если они виноваты, прошу, вспомни и те поступки, которые заслуживали чести. Сэнсэй просил провести гостей в школу.

Он склонился ниже и, выпрямившись, тепло улыбнулся Хизаши.

– Давно не виделись, Мацумото-сан.

* * *

Мадока имел поистине бездонный желудок, и, если бы не ежедневные изнурительные тренировки, крепкий широкоплечий и высокий юноша рисковал вырасти в увальня, способного только руководить женами и слугами. Однако вся поглощенная Джуном еда питала не только его могучее тело, но и подпитывала внутреннюю ки. Поэтому каждый вечер после ужина золотисто-карие, как гречишный мед, глаза Мадоки выражали крайнюю степень печали.

Правила школы Дзисин не запрещали ученикам покидать территорию и ходить в город, но ни он, ни Куматани Кента учениками еще не стали, и потому на них накладывался дополнительный ряд ограничений. В их ученическом павильоне было четыре спальных места и, соответственно, четыре человека, и трое из них явственно слышали гудение из живота Джуна. На гору опустились сиреневые сумерки, во дворике зажгли бумажные фонари, и можно было пораньше лечь спать, но Мадока не контролировал свое тело настолько хорошо, чтобы другие не морщились и не накрывали головы одеялами.

– Ты что, дух столетнего котелка? – мрачно поинтересовался со своего футона Хизаши. Кто же знал, что его смертное тело окажется настолько слабым, что от такого шума сразу разболится голова? – Куда в тебя столько помещается? Ты только что, не жуя, заглотил двойную порцию.

Мадока смущенно погладил живот.

– Простите, я не специально.

Хрупкий юноша, выглядящий едва ли не ребенком, Сасаки Арата, замахал руками.

– Все нормально! Просто…

– Просто если ты не наешься, мы не заснем, – закончил за него Хизаши и потянулся. – Кухню уже закрыли, а ворота еще нет.

– Правилами запрещено покидать территорию после заката, – напомнил Кента. – Мы тут еще никто, стоит поостеречься.

Хизаши охватила яростная дрожь, по счастью, скрытая накинутым одеялом.

– Можешь пойти и донести на нас, – сказал он и решительно поднялся. – А мы в идзакаю.

Мадока молчал, Арата большими блестящими глазами смотрел то на Кенту, то на Хизаши, как всегда не рискуя высказывать собственное мнение. Его успехи как на воинском поприще, так и на магическом не заслуживали даже упоминания, так что для Хизаши он все еще оставался пустым местом, но Куматани Кента почему-то решил опекать мальчишку. Видимо, строить из себя героя в целом относится к одной из отрицательных сторон человеческой натуры.

Отвратительно.

– Если Мацумото-кун угощает, – с надеждой протянул Мадока, и Арата немного расслабился. Похоже, перевес был на их стороне, куда он тут же и встал.

Кента смотрел с неодобрением, но и не отговаривал. Поскольку он один уже начал снимать верхнюю одежду, ему пришлось попросить:

– Дайте минуту.