Серп

Цитра атаковала слева. Роуэн контратаковал, да так быстро, что она даже не успела сообразить, откуда вдруг вынырнула его рука. Такое впечатление, что у него их три. Девушка потеряла равновесие, но лишь на мгновение. То место, где его ладонь соприкоснулась с ее боком, загорелось болью. «Синяк будет, — подумала она и ухмыльнулась. — Ну, Роуэн, ты за это поплатишься!»

Цитра сделала ложный выпад — опять слева, а затем со всей силой, на какую была способна, налетела на соперника справа. Она свалила его и прижала к полу, но тут сила тяжести как будто изменила направление. Оказалось, что они с Роуэном поменялись местами: теперь он был сверху и прижимал ее к полу. Девушка запросто могла бы сбросить его с себя — ведь у нее была точка опоры — но она этого не сделала. Цитра ощущала удары его сердца, как будто оно билось в ее груди… и вдруг поняла, что хочет продлить это ощущение. Ей хотелось этого больше, чем выиграть поединок.

Цитра разозлилась. Разозлилась настолько, что сумела вывернуться из хватки Роуэна, тем самым прервав физический контакт. Между ними не было ни линии, ни сетки; ничто не отделяло их друг от друга, кроме стены ее воли. Но из этой стены уже начали вываливаться кирпичи.

Серп Инсин подал знак к окончанию поединка. Цитра и Роуэн поклонились друг другу и заняли свои места на противоположных сторонах круга, в то время как в центр вызвали другую пару. Цитра все свое внимание устремила на бойцов. Она ни за что на свете не взглянет на Роуэна!

• • • • • • • • • • • • • • •

Мы не те, кем были когда-то.

Взять хотя бы нашу неспособность прочувствовать литературу и искусство Эпохи Смертности. Темы, вызывавшие в смертном человеке сильнейший эмоциональный отклик, остаются для нас непостижимыми. Лишь истории любви пробиваются сквозь наш постмортальный фильтр, но и тогда глубина тоски и боль утраты, заключенные в них, повергают нас в недоумение.

Мы могли бы обвинить в своей бесчувственности эмо-наниты, но причина лежит глубже. Смертные считали любовь вечной, а потерю ее — невообразимой трагедией. Теперь мы знаем, что ни то, ни другое не является правдой. Любовь, как и прежде, смертна, тогда как мы стали вечными. Уравнять эти величины могут только серпы, но ведь каждый знает, что шанс подвергнуться прополке в этом, да и в следующем тысячелетии настолько ничтожен, что его можно не принимать в расчет.

Мы не те, кем были когда-то.

Но если мы больше не люди, то кто же мы?

— Из дневника почтенного серпа Кюри

11 Неподобающее поведение

Серп Фарадей не всегда брал на работу обоих своих учеников, иногда его сопровождал только один из них. Самая ужасная прополка, свидетелем которой стала Цитра, произошла в первых числах мая, всего за неделю до весеннего конклава — одного из трех, на которых они с Роуэном будут присутствовать в качестве учеников.

В тот день им предстояло выполоть мужчину, только что повернувшего за угол и отмотавшего возраст до двадцати четырех. Они застали его дома за ужином с женой и двумя детьми, которым было примерно столько же лет, сколько Цитре. Когда серп Фарадей объявил, за кем они пришли, домочадцы расплакались, а глава семейства кинулся в спальню.

Методом прополки серп Фарадей выбрал безболезненное отворение крови. Но все произошло иначе. Когда серп и его ученица вошли в спальню, мужчина набросился на них. Будучи в отличной физической форме после недавнего обновления и подстегиваемый свойственной молодости опрометчивостью, он оказал сопротивление прополке — нанес серпу жестокий удар в лицо и сломал ему челюсть. Цитра пришла на помощь учителю и попыталась применить навыки, полученные на тренировках по бокатору. Она быстро постигла разницу между упражнениями в додзё и реальным столкновением. Мужчина просто отмел ее в сторону и снова устремился к Фарадею, который еще не пришел в себя от травмы.

Цитра опять прыгнула на противника и вцепилась в него мертвой хваткой. Позабыв про изыски, она попросту тянула его за волосы и надавливала на глаза. Противник переключился на нее, и это дало серпу Фарадею возможность выхватить охотничий нож, спрятанный в складках мантии, и перерезать мужчине горло. Судорожно хватая ртом воздух, умирающий прижал ладони к шее в тщетных попытках остановить потоки крови.

А серп Фарадей, держась за свою опухшую челюсть, заговорил с ним — не со злобой, но с величайшей скорбью:

— Вы понимаете последствия того, что натворили?

Раненый был не в состоянии ответить. Он упал на пол, дрожа и задыхаясь. Цитра думала, что смерть от такого разреза наступает мгновенно, но, оказывается, нет. Ей еще никогда не доводилось видеть так много крови.

— Оставайся здесь, — приказал серп. — Смотри на него с добротой. Пусть твои глаза станут последним, что он увидит перед смертью.