Северянин (СИ)

Богов? Норду снова отчаянно захотелось проснуться. Что бы с ним ни происходило в этом сне, ему это не нравилось. Но Локи, а как рассудил Норд, это был именно он, уже каким-то неведомым образом нацепил на Норда светлые бабские тряпки и потащил его за собой. Вскоре к ним присоединилась еще и тонкая, и словно вся смеющаяся девушка.

- Что, доигрался ты, Тор-млатобоец? Брачный убор на тебе теперь светится? Только за женщину не примет тебя и слепой. Да коли уж так, помогу, не кручинься. Я не распутница, в Ётунхейм ехать, а вот украшу тебя – не признают. Дам я тебе ожерелье Брисингов***, каждый тебя в нем мной посчитает!

Норду на грудь легло тяжелое ожерелье, сияющее так ярко, что и не разобрать было, из чего же оно сотворено. А еще Норд начал понимать, в какой легенде оказался…

   ***

Маленькой рыжей тенью метнулась Ингеборга за угол, заслышав приближающиеся шаги. Девушка сжалась, стремясь слиться со стеной, сделаться совсем невидимой.

Она прожила в доме конунга пока еще совсем не долго, но что лучше держаться подальше от всяких глаз уже поняла. Пока ее никто не видел, о ней будто и не вспоминали: убежать, правда, все равно не выходило, но так грубые страшные руки реже касались нежного тела. Мелкая дрожь прокатилась по телу Ингеборги. После того, как Хакон впервые взял ее, грубо, бездушно, рыча и похрюкивая от наслаждения, пока Ингеборга тихо глотала слезы, она была готова спрыгнуть с обрыва в море иль выпить яду, только бы все не повторилось. Однако конунг словно забыл про нее. Пока ведомая любопытством, она не заглянула в одну из зал его жилища.

Интерес Ингеборги легко понять – выросшая в деревне, она никогда не видела ни столь мощных, крепких каменных палат, ни столь дорогих тканей. Ее жизнь была тепла и проста. А теперь напоминала дурной сон, но вместе с тем, у Ингеборги появился шанс увидеть и испробовать многое из того, что раньше было недоступно. Главное, получше прятаться от Хакона.

Ингеборга выглянула из своего убежища, когда звуки шагов исчезли. И с удивлением уставилась на самого прекрасного человека из когда-либо виденных ей. Во всей их деревне, да что там деревне, во всей Норвегии, пожалуй, и не сыщешь второго такого. Высокий, с гибким, несколько тонковатым, но от этого еще более изящным станом. Кожа гладкая, необычного для севера золотистого цвета, не обезображенная ни единым шрамом. Нос прямой, не длинный, но и не несоразмерно маленький. Высокие скулы, волевой подбородок. Губы сочные, яркие, четкие, изогнуты в легкой улыбке. А глаза… густые темные ресницы, что редко для светловолосых скандинавов, обрамляют потрясающе большие глаза пронзительного зеленого цвета. Таких глаз у людей не должно быть.

- Ты кто такая? – весело спросил он.

- Ин… Ингеборга, - нерешительно произнесла девушка и залилась румянцем, подумав, что такого жениха должен бы был оценить даже братец, вечно ворчавший, что нет на земле мужа, достойного его сестры.

- Я тебя раньше не видел.

- Я тебя тоже, - уже смелее отвечала она.

Парень изогнул бровь в притворном удивлении.

- И давно ты тут.

- Да с дюжину дней.

- Отцова? – пренебрежительно уточнил он.

- От… отцова? – не поняла Ингеборга.

- А хороша… - насмешливо протянул красавец, обхватывая тонкими длинными пальцами подбородок девушки, - не портится вкус у старика.

Огладив щеку девушки, парень легко хлопнул по ней и, начав что-то насвистывать, ушел прочь.

А Ингеборга так и осталась стоять в темном ночном коридоре, замерев и чуть вытянувшись, с приподнятым подбородком и медленно текущими из глаз слезами обиды. Так унизительно и мерзко. Так неприятно не было даже от прикосновений Хакона.

***

Норд сидел за столом, таким длинным, что концы его терялись в тумане, и нервно теребил складки юбки брачного наряда. Больше всего ему хотелось исчезнуть с этого странного пиршества. Пьяные и разомлевшие грязные, невероятно волосатые мужики с огромными корявыми носами и темными кустистыми бородами, залитыми жиром, скользили по нему своими маленькими поросячьими глазками, довольно улюлюкали и одобрительно кивали. От их взглядов становилось еще более неуютно и возникало почти непреодолимое желание вымыться.

Локи, приведший Норда на этот пир, куда-то исчез. Норд уже не понимал, сколько просидел за этим страшным столом, покрытым пестреющей пятнами скатертью. Он только видел, что гости становились все веселее и веселее, что хмельной браги лилось все больше и больше, и гогот становился громче.