Щит и меч

Иоганн налил себе в пластмассовую крыжечку. Немец взял у него фляжку, выпил прямо из горлышка, сообщил:

- Формацевт концерна "ИГ Фарбениндустри". Еду в Аушвитц по коммерческому делу.

- Там же концлагерь!

- Вот именно! Вы, господин ефрейтор не страдаете бессонницей? неожиданно осведомился он.

Вайс с недоумением взглянул на него:

- Кажется, нет.

Формацевт снисходительно похлопал его по плечу и объяснил:

- А то скоро я смогу порекомендовать вам таблетки.

- Какие таблетки?

- Те, которые мы там испытываем. Но комендант Освенцима просто негодяй. - Посетовал: - За каждую бабу просит по двести марок! А фирма назначила максимум сто семьдесят. нам нужно пока приблизительно сто пятьдесят голов. Если помножить, получится приличная сумма, превышать которую у меня нет полномочий.

- Вы что же, и мне предлагаете свою отраву?

- Детка, - снисходительно сказал формацевт, - одну на ночь - и дивный сон.

- А заключенным?

- Вместо десерта и без ограничения.

- Значит, смертельные дозы?

- Именно, - сказал формацевт. - Притом совершенно бесплатно. В интересах сохранения здоровья наших потребителей. Туда однажды пробрались какие-то мошенники. - В голосе его послышалось негодование. - Они продавали заключенным какую-то дрянь под видом цианистого калия. И большая часть выживала, но после столбняка, судорог и прочих мучений. И, представьте, оказалось, что почти все пострадавшие - евреи: они предпочитают самоубийство газовой камере. - Проговорил задумчиво: - Если б можно было обойтись без коменданта, я убежден, нашлось бы очень много желающих добровольно пройти все стадии испытания нашей экспериментальной продукции. Возможно, даже уплатили б за это припрятанными ценностями. Оживился: - Вы знаете, где они прячут ценности? Это просто умопомрачительно!

Иоганн сжал челюсти, на щеках его заходили желваки. И вдруг он спросил:

- Что вы сказали о фюрере?

- Я - о фюрере? - изумился толстяк.

Иоганн, блестя глазами, повернулся к толстяку, повторил яростно:

- Нет, как ты смел мне, немецкому солдату, сказать так о фюрере? Ты посмел сказать "жаба"? Я тебе покажу жабу!

И Вайс ударил формацевта и долго и тщательно бил его в тесной кабине, потом оттащил его и сам сел за руль.

Машина медленно катилась по шоссе. Формацевт осторожно стонал, боясь снова взбесить чем-нибудь солдата.

Вайс отходил от припадка внезапной ярости и клял себя за распущенность. Он считал, что достоин того, чтобы ему самому набили морду. Нет, так забыться, так забыться!

- Господин ефрейтор, - робко спросил формацевт, - куда вы меня везете?

- В гестапо, - механически ответил Вайс.

- Умоляю вас...

- Вы могли оскорбить меня, но фюрера!.. - сказал Вайс, обдумывая, что делать дальше с этим формацевтом: скоро контрольно-пропускной пункт.

- Если вы выйдете из машины и три раза громко и отчетливо крикните: "Хайль Гитлер!" - я, пожалуй, прощу вас, - сказал Иоганн примирительно.

- О, извольте, извольте!

Иоганн притормозил. Формацевт вышел на обочину, вздохнул, прокричал, что от него требовалось, проявив при этом некоторое даже излишнее усердие, спросил заискивающе:

- Вы удовлетворены, господин ефрейтор?

- Вполне, - буркнул Иоганн.

Когда они миновали контрольно-пропускной пункт, где наряд эсэсовцев проверял документы, формацевт со вздохом облегчения пожал руку Вайсу и воскликнул с чувством:

- Благодарю вас! А то я знаете как волновался!

- Я человек слова, - строго заметил Вайс.

И уже когда въезжали в предместье города, формацевт признался:

- Вы знаете, господин ефрейтор, сначала мне показалось, что вы сумасшедший, но потом я подумал, что сам иногда теряю контроль над собой, - в конце концов, ведь комендант лагеря - штандартенфюрер. Таково его звание. Очевидно, я неотчетливо произнес первые два слога, и вы подумали... И, клянусь, на вашем месте я поступил бы так же. - Лицо его было в кровоподтеках, но он продолжал просительно и льстиво улыбаться.

Вайс вышел из машины на Маршалковской и пренебрежительно махнул рукой формацевту.

Александру Белову по молодости лет не довелось наблюдать нэп. Он знал об этом периоде только по книгам и кинофильмам. Поэтому, вероятно, его представление о Маршалковской во время немецкой оккупации Варшавы как о нэпмановском вертепе не совсем точно соответствовало действительности. Но презрительное выражение его лица, высокомерное отношение к разного рода торгашам вполне соответствовали поведению и манерам германских оккупантов.

И в польских и в немецких армейских магазинах он держал себя надменно и, едва появившись на пороге, громко объявлял:

- Герр штурмбанфюрер поручил мне купить именно в вашем магазине...

Это производило должное впечатление.

Когда Иоганн выбирал слабительное в армейской аптеке, вошел дежурный врач в чине капитана и спросил, давно ли герр штурмбанфюрер страдает.

Иоганн сурово оборвал капитана:

- Господин штурмбанфюрер ничем не может страдать!

Это было так внушительно сказано, что капитан даже сделал непроизвольное движение рукой, чуть не выбросив ее в партийном приветствии.