Шёл разведчик по войне

 - Будем. — Помолчал и тихонько проговорил. — Не к лицу мне, коммунисту, такое говорить, но иногда, особенно если ребят выводим, помолиться за них хочется. Был бы верующим, хоть втихаря, да помолился бы… — Снова глянул на часы и распорядился. — Пройди к лейтенанту, скажи пусть снимает обеспечение. И пощупай его аккуратненько, что он думает о сегодняшнем мероприятии. И сразу обратно. Дел много, пора возвращаться, а путь не близкий. Да, ещё один момент, Симахин вроде неплохой паренёк, может пригодиться. Попроси лейтенанта от моего имени, пусть присмотрится к нему. Только не говори зачем.

 Когда старший лейтенант вернулся, подполковник вопросительно посмотрел на него.

 - Что лейтенант?

 - Считает, что разведгруппа ушла в поиск. Но ни состава, ни задач, естественно, не знает.

 - Это хорошо, — подполковник удовлетворённо кивнул.

 - И к солдату присмотрится.

 - Угу. Пусть присматривается. Поехали.

 

 - Ахтунг!

 В блиндаж вошёл обер–лейтенант. Белокурый высокий, стройный и даже элегантный, насколько можно быть элегантным на передовой. Его охрана, два автоматчика, в подстать командиру, ладно пригнанной форме, встали у двери положив руки на шмайсеры.

 Фельдфебель доложил. Офицер повернулся к мальчику. Длинный тонкий крючком нос несколько портил его, однако делал лицо запоминающимся.

 - Paivaa, herra upseeri![2] - Поздоровался мальчик.

 - A–a, Mikko, — узнал его обер–лейтенант, и даже улыбнулся, — huomenta, herra Metsapuro! Здравствуй, господин Лесной Ручей. Всё течёшь? Даже зимой? — Немец немного говорил по- фински.

 - К родственникам хожу. Жить где–то надо.

 - Как на той стороне? — Перешёл немец на более знакомый ему русский. По–русски он говорил с акцентом, но слов не коверкал.

 - Голодно. Даже у тех кто с огородом живёт с едой плохо. Власти оставили по 15 килограмм картошки на едока, а остальное приказали сдать в фонд обороны. Разве зиму с этими харчами переживешь? В городе совсем плохо, кошек и собак ещё в прошлую зиму съели.

 - Сдаваться когда собираются?

 - Вроде бы, совсем не собираются. Говорят, от голода может кто и уцелеет, а если сдаться, то немцы всех расстреляют.

 - Это враньё, большевистская пропаганда. И ты, когда пойдёшь снова туда, скажи, что немцы народ культурный и гуманный, никого расстреливать не собираются. Конечно, если добровольно сдадутся.

 - За такие разговоры они сами расстреливают. На месте. Без суда и следствия. По строгости законов военного времени. Везде, на всех стенах и на всех столбах бумаги наклеены, а в них написано: за невыполнение приказов, за распространение панических и пораженческих слухов привлекать к ответственности по строгости законов военного времени.

 - Понятно. Линию фронта как перешёл?

 Микко повторил то, что уже рассказал фельдфебелю.

 - А к линии фронта как шёл?

 - И в Парголове был, и в Токсове. Потом в Чёрной Речке, а оттуда через Колтуши в эту сторону пошёл.

 - Постов много?

 - Да.

 - Документы часто проверяют?

 - У всех. Но у меня не спрашивали — какие у меня документы. И потом, я у родных останавливался пожить, может поэтому не трогали.

 - Покажи на карте, где посты стоят.

 - Не… На карте не могу. Карту я не понимаю.

 - А о чём просил тебя посмотреть — посмотрел?

 - Да. Там стволы какие–то.

 - Что за стволы? Пушки? Гаубицы? Какой калибр?

 - Не знаю. С дороги не разглядеть, а ближе не подойти, колючая проволока и часовой. Страшно, застрелит ещё.

 - Колючая проволока от дороги далеко?

 - Близко. И лес вырублен. Всё открыто. Не подойти. И часовой. Застрелит запросто.

 - По пути что–нибудь интересное видел?

 - Не… Я по лесу, по просёлку шёл. Что там увидишь? С большой дороги меня сразу прогнали. Когда от тётки Клавдии шёл. Я хотел в Невскую Дубровку пройти. А там танки, тягачи с пушками, машины с солдатами. Вся дорога забита. Уходи, говорят, парнишка, а то под колёса или под гусеницы попадёшь, или ещё куда. Я и ушёл на просёлок, а потом в Колтуши повернул.

 - Где это было?

 - Что было?

 - Танки, машины, пушки… Где тебя с шоссе согнали?

 - Не припомню точно, где–то уже за Марьиным. Я как раз из Чёрной речки от тётки Клавдии, подкормился у неё и в Невскую Дубровку, к крёстной моей, к тёте Василисе хотел пройти. Но с дороги прогнали, тогда в Колтуши, к тёте Кате пошёл. У тётки Клавдии сытно, но очень тесно. Под столом спал, больше негде.

 - Фляшенхальс…[3]

 - Что? — Не понял Микко.

 - Отчего тесно? Семья у тётки большая?

 - Нет. Солдат много. Она им стирает, бельё чинит. А они ей крупу, хлеб дают. А ещё картошку и овощи разные. Иногда даже консервы.

 - В каком направлении двигалась техника? Танки, машины — куда шли?

 - Я не знаю, не спрашивал. Там спроси только, сразу куда следует отправят. По строгости законов военного времени.

 - Но ты же видел: поперек твоей дороги они двигались, по пути с тобой или навстречу.

 - А–а, навстречу. — Сообразил–таки Микко. И подтвердил. — Навстречу ехали. Я от тётки Клавдии шёл, а они навстречу, из–за поворота.

 - Значит, скорее всего, двигались в направлении Восьмой ГЭС или Второго городка?

 - По той дороге можно доехать… Да. Но там другой берег и линия фронта. Может туда поехали, или свернули потом, не знаю.

 - Много техники в колонне?