— Мистер Мур, вы, может быть, полагаете, что мисс Каролина Хелстоун сделала вам комплимент, сказав, что вы не сентиментальны; вы смутились, услыхав об этом, — значит, вы были польщены; вы покраснели, точь-в-точь как у нас в классе один тщеславный мальчишка, который считает необходимым краснеть, когда его хвалят. Я проверил это слово в словаре, мистер Мур, оно означает — окрашенный чувствительностью. Но дальше корень этого слова объясняется так: «Мысль, идея, понятие». Следовательно, сентиментальный человек — это тот, у кого есть мысли, идеи, понятия; не сентиментальный человек лишен мыслей, идей, понятий.
Мальчик не улыбнулся, не посмотрел вокруг, рассчитывал на одобрение; он просто сказал то, что хотел, — и замолчал.
— Ma foi! Mon ami, — сказал Мур, — ce sont vraiment des enfants terribles, que les votres![75]
Роза, внимательно слушавшая Марка, возразила ему:
— Да, но мысли, понятия и идеи бывают разные — и хорошие и дурные; под «сентиментальными», очевидно, подразумеваются дурные или во всяком случае мисс Хелстоун понимала это в таком смысле, она ведь не бранила мистера Мура, а защищала его.
— Ах ты моя милая маленькая заступница, — сказал Мур, ласково взяв Розу за руку.
— Да, она защищала его, — повторила Роза, — как сделала бы и я на ее месте, потому что остальные говорили о нем дурно.
— Дамы всегда дурно говорят о людях, — заметил Мартин, — это у них в крови.
Тут в разговор вмешался Мэттью:
— Ну и балбес наш Мартин! Вечно рассуждает о том, чего не понимает.
— Рассуждать о чем угодно, — это мое право свободного человека, отпарировал Мартин.
— Да, но ты слишком часто пользуешься этим правом, — вернее, даже злоупотребляешь им и тем самым доказываешь, что тебе следовало бы родиться рабом, — продолжал старший.
— Рабом! И это Йорк осмеливается говорить Йорку! Этот субъект, — Мартин привстал и указал пальцем на брата, — как видно, забывает о том, что известно каждому фермеру в Брайерфилде, — что у нас у всех в семье такой крутой изгиб ступни, что под ней может протечь струйка воды, а это доказывает, что в роду Йорков не было рабов на протяжении трех столетий.
— Ах ты фигляр! — бросил Мэттью.
— Мальчики, замолчите! — приказал Йорк. — Мартин, какой ты задира! Вечно затеваешь ссору!
— Неужели? Разве это справедливо? Кто затеял, я или Мэттью? Я с ним даже не разговаривал, а он вдруг объявил, что я болтаю как балбес!
— Да, как самонадеянный балбес! — повторил Мэттью.
При этих словах миссис Йорк начала беспокойно раскачиваться, — грозный признак, часто предвещавший истерический припадок, особенно в тех случаях, когда ей казалось что кто-то обижает Мэттью.
— Почему я должен сносить всякие дерзости от Мэттью? Кто дал ему право грубить мне? — запальчиво крикнул Мартин.
— Никто не давал ему такого права, друг мой, — примирительным тоном сказал мистер Йорк, — но прости своему брату до семидесяти семи раз.
— Всегда одно и то же, всегда поступки противоречат словам, пробормотал Мартин, направляясь к двери.
— Куда ты идешь, сын мой? — спросил мистер Йорк.
— Туда, где я не буду подвергаться оскорблениям, если в этом доме мне удастся найти такое место.
Мэттью презрительно рассмеялся; Мартин, дрожа всем своим худеньким телом, бросил на брата красноречивый взгляд, — видно было, что он едва сдерживается.
— Я полагаю, вы не станете возражать, если я вас покину? — спросил он.
— Нет, нет, ступай, мой мальчик, но советую тебе не быть злопамятным.
Мартин удалился, а Мэттью все еще презрительно смеялся. Роза, приподняв свою изящную головку с плеча Мура, пристально и серьезно взглянула на старшего брата и сказала:
— Мартин огорчен, а тебя это радует, но я предпочла бы быть Мартином, а не тобой. Мне противен твой характер.
Тут Мур, желая предотвратить семейную сцену или хотя бы не присутствовать при ней, — ибо всхлипывания миссис Йорк были весьма зловещими, — встал, поцеловал Джесси и Розу и еще раз напомнил им, что ждет их у себя завтра днем. Простясь с хозяйкой дома, он спросил мистера Йорка: «Не можете ли вы уделить мне минутку?» — и тот проводил его до вестибюля, где и состоялась их краткая беседа.
— Не найдется ли у вас места для хорошего работника? — спросил Мур.
— Нелепый вопрос в наше время, когда у каждого хозяина не хватает работы и для своих хороших работников.
— Вы оказали бы мне большую услугу, взяв к себе одного человека.
— Друг мой, я никого больше не могу взять к себе, даже если я этим окажу услугу всей Англии.
— Я непременно должен найти для него какую-нибудь работу.
— Да кто это?
— Вильям Фаррен.
— Ну что ж, Вильяма я знаю. На редкость честный человек.