Шерли

Сначала Каролину удивляло безусловное послушание Шерли Килдар, с каким та подчинялась миссис Прайер, как, впрочем, и то привилегированное положение, которое бывшая гувернантка занимала в доме своей юной ученицы, несмотря на скромность ее прежней должности, потом же она поняла, что для разрешения загадки необходимо как следует узнать обеих дам. Сойдясь с миссис Прайер поближе, разве можно ее не любить и не ценить? Неважно, что она упорно носит старомодные платья, разговаривает чопорно и держится холодно: ей можно простить даже маленькие слабости, – при всем при этом она умеет поддержать в трудную минуту, дать хороший совет и быть таким добрым другом, что, по мнению Каролины, никто в здравом уме, привыкший к ее обществу, не расстался бы с ним добровольно.

Что касается зависимости или унизительности положения миссис Прайер, то при общении с Шерли Каролина этого не ощущала, так почему же оно должно заботить миссис Прайер? Наследница была богата, очень богата по сравнению со своей новой подругой: одна имела тысячу фунтов в год, другая не имела ни пенни, – и все же в ее обществе чувствовалось бесспорное равенство, столь чуждое мелкопоместному дворянству Брайрфилда и Уиннбери.

Причина в том, что Шерли мыслила вовсе не категориями денег и титулов. Ей нравилась независимость, которую дает состояние, порой она даже приходила в восторг от того, что является владелицей поместья и прилегающих земель, что у нее есть арендаторы. Особенно ее забавляло, когда ей напоминали о собственности в лощине, «включая прекрасную суконную фабрику, красильню, склад, а также жилой дом с хозяйственными постройками, земельным участком и садом», однако ее неприкрытый восторг вовсе не выглядел оскорбительным, к тому же свои серьезные помыслы она направляла совсем на другое. Шерли преклонялась перед величием души, глубоко уважала доброту и радовалась всему веселому и приятному, отдаваясь этим переживаниям в гораздо большей степени, чем размышлениям о своем высоком положении в обществе.

Сначала Каролина заинтересовала мисс Килдар кротостью и тягой к уединению, хрупким видом и тем, что явно нуждалась в заботе. Неожиданно обнаружив, что новая знакомая прекрасно понимает ее и придерживается сходных убеждений, наследница воспылала энтузиазмом. Мисс Хелстоун, обладательница хорошенького личика, нежного голоса и мягких манер, также оказалась девушкой незаурядного ума и прочих достоинств, что Шерли вскоре заметила. Пару раз, в ответ на излишне смелую остроту, в глазах Каролины сверкало лукавое понимание; в разговорах неожиданно всплывала ее всесторонняя осведомленность и независимость суждений, доселе скрывавших себя в невинной кудрявой головке. Да и вкусы обеих девушек во многом совпадали, особенно книжные предпочтения. Также они разделяли и нелюбовь к некоторым книгам, с большим удовольствиям высмеивая романы приторно-сентиментальные или напыщенно-претенциозные.

По мнению Шерли, вкус к хорошей поэзии свойствен немногим – мало кто способен отличить истинное искусство от рифмоплетства. Ей не раз доводилось слышать, как люди превозносят какого-нибудь поэта, на первый взгляд вполне достойного восхищения, однако при прочтении его виршей сердце ее отказывалось воспринимать их иначе как праздное нытье, увешанное мишурой пышных словес, либо же, в лучшем случае, скрупулезное пустозвонство, чуть сдобренное проблесками фантазии. Прискорбно, но с поэзией истинной они разнились, как богато изукрашенная мозаичная чаша разнится с кубком из чистого золота, или же, если вы любите сравнения, как букетик искусственных цветов на шляпке – со свежесорванной полевой лилией.

Как выяснилось, Каролина знала цену подлинных сокровищ поэзии и не прельщалась обманчивым блеском мишуры. Сердца обеих девушек были настроены на один лад и часто звучали в унисон.