Шпоры на кроссовках

… Если Колька подумал, что видел болото — то он ошибался. И понял это теперь. К тем местам, где тащил его Алесь, лучше всего подходило определение «гиблая топь», раньше читанное Колькой только в книжках. Шли мальчики словно через кошмарный сон, у которого не было конца, и Кольку охватывал страх отстать — он понимал, что Алесь его бросит. Бросит, потому что в конце пути у Алеся цель более важная, чем его, Колькина, жизнь. Может быть, поэтому он не отставал, а отчаянно поспевал за мальчишкой-партизаном, то проваливаясь по пояс, то цепляясь пальцами свободной руки за кустики, то разгребая перед собой жижу. И удивляясь самому себе, что не бросил винтовку, давно облепленную грязью. Кольке казалось, что по болоту они идут — тащатся — много-много часов, и сейчас рассветет. Но рассвета все не было. Город, подвал, солдаты-словаки — все казалось невероятно далеким, а дом и школа — вообще словно из прошлого, увиденной во сне жизни…

— Ыыыхх!.. — послышался спереди странный звук, то ли задушенный крик — и Колька увидел, что Алесь по грудь погрузился в трясину. Несколько секунд Колька смотрел непонимающе на белое лицо Алеся, освещенное луной, на скрюченные пальцы, хватающие грязь, и на то, как эта грязь все быстрее утягивает Алеся в себя. К тому моменту, когда Колька, вскрикнув, метнулся вперед, Алеся втянуло по шею — да ещё обе руки и автомат оставались снаружи.

— Не на-до… — прохрипел Алесь, запрокидывая голову, — утянет, Никол… ты… — его словно рванули за ноги, грязь полилась в рот, Алесь отплюнулся, попытался выбросить вперед руку с автоматом, чтобы Колька, тянувшийся к нему и чувствовавший, как под ним тоже расползается и дрожит какая-то зыбкая пленочка, под которой — глубина. Размах получился слабым. Алесь снова выплюнул грязь и закричал — тихо и от этого очень страшно. Но тут же оборвал крик и простонал: держи на сосны… прямо… может — выйдешь… скор… — он захлебнулся и исчез, только руки елозили по черно-серебристой от луны жиже.

— Николай, — послышался голос Кащея. По-прежнему элегантный и лощеный, как английский лорд, злой дух стоял на болотной поверхности шагах в десяти, — ну так что: вернемся? Прямо сейчас…

— Уди, — процедил Колька, скрывая — откуда взялись? — винтовочный ремень с одного крепления. Ему было очень страшно, но именно этот страх заставил действовать расчетливо и быстро. Колька лег животом на шест и, словно кнутом бил, хлестнул ремнем по рукам Алеся. Белые пальцы впились намертво — и Колька понял, что Алесь ремня не выпустит. Значит… значит, можно его вытащить или утонуть вместе с ним.

Потому что отпустить винтовку значило стать не предателем даже, а убийцей. Убийцей Колька становиться не хотел, умирать — тоже и, может быть, оттого через какое-то время над поверхностью болота появилась голова и плечи Алеся. Он выталкивал языком грязь и икал на все болото, но тут же сунул себе под грудь автомат и выполз на него.

— Брось эту железку, — сквозь зубы процедил Колька, сам ушедший в грязь основательно. Алесь закрутил головой и начал выползать из трясины с удвоенной энергией, словно теперь его уже тянули вниз, а выталкивали вверх. Колька перехватился было за рубашку, она разорвалась окончательно, но Алесь уже выбрался, встал на ноги и моргал вытаращенными глазами:

— Чуть не утоп, — сказал он удивленно, продолжая икать и начиная трястись, как лист осенью на ветру. — Ты видел, чуть не утоп.

— Не заметил, — ядовито ответил Колька, поднимаясь на дрожащие ноги. Юмор начала XXX века остался Алесю недоступным. Он сплюнул и, икнув ещё раз, предложил:

— Пошли.

7

Оказалось, что берег совсем рядом. Это был остров посреди болота, Колька не знал, как такое называется.

— Тут никто не бывает, — пояснил Алесь, когда ни вдвоем брели, шатаясь, вдоль берега. — Нечистое место.

— Ты пионер? — насмешливо спросил Колька, вспомнив, что где-то читал про этих ребят. — А в нечисть веришь?

— Пионер, ну и что? — не обиделся Алесь. Он на ходу пытался почистить остатками рубахи автомат. — Место нечистое, это все говорят. А приметы мне прадед ещё до войны рассказал, он сюда на лосей ходил охотиться. Только не ночевал никогда… Отсюда до нашего отряда километр, не больше. Докричаться можно, только тогда немцы услышат. Я нашим про это место хотел рассказать, тут такую запасную базу можно устроить. Только прадед с меня слово взял, что я никому…

Колька хотел спросить, что тут такого нечистого. Но у него почему-то сильнейшим образом зачесались пятки — просто нестерпимо, словно их щекотали. Мальчишка наклонился — и обжег пальцы о шпоры.

— Ты чего? — удивлялся Алесь. — Пошли скорей, тебя ноги не держат, что ли?

— Погоди, — вякнул Колька, направляясь… куда? Он и сам не знал, его словно толкали реактивные двигатели, вмонтированные во взбесившуюся обувь. — Погоди, погоди…

— Куда гонишь?! — уже рассердился Алесь. — Ты что — побегать — решил?! Тут не стадион на Первое Мая!