Синяя борода

Курт Воннегут Синяя борода Автобиография Рабо Карабекяна (1916–1988) Перевод с английского Ю. Мачкасова

«Мы здесь для того, чтобы помочь друг другу дойти до конца всего этого».

— Доктор Марк Воннегут

(Из письма к автору, 1985)

Посвящается Цирцее Берман.

Что тут еще скажешь?

Р. К.

От автора

Перед вами — роман, да к тому же в виде фальшивой автобиографии. Не стоит воспринимать его как серьезное изложение истории школы абстрактного экспрессионизма[1], первого значительного направления в изобразительном искусстве, зародившегося в США. Единственное, о чем здесь говорится — это о моих личных реакциях на всякие разные вещи.

Рабо Карабекян никогда не существовал, как и Терри Китчен, Цирцея Берман, Пол Шлезингер, Дэн Грегори, Эдит Тафт, Мэрили Кемп — все главные персонажи этой книги. Что же касается людей настоящих и знаменитых — я не заставляю их делать ничего, в чем они не были и в самом деле замечены на этом нашем полигоне.

Прошу также учесть, что значительная часть того, что я поместил в эту книгу, вдохновлена абсурдностью цен на произведения искусства в последние сто лет. Сосредоточение невероятного абстрактного богатства в немногих руках позволило нескольким людям и организациям придать некоторым видам человеческих шалостей неподобающую, и потому неестественную, серьезность. Я имею в виду не только песочные куличики искусства, но и простые детские игры — бег, прыжки, бросание мяча.

Или танцы.

Или песни.

К. В.

1

Итак, поставив точку после слова «конец» в описании своей жизни, я счел разумным вернуться поспешно сюда, где все только начинается, к парадному входу, так сказать, и извиниться перед гостями. Вот что я скажу: «Я обещал вам автобиографию, но на кухне случилась накладка. Оказывается, с ней вместе положили еще и дневник этого тревожного лета! Но если что, мы всегда можем заказать на дом пиццу. Заходите, заходите, прошу вас!».

* * *

Меня зовут Рабо Карабекян, я — бывший американский художник, и у меня недостает одного глаза. Мои родители были иммигрантами. Я родился в городе Сан-Игнасио, в Калифорнии[2], в 1916 году. Работу над этой автобиографией я начинаю на семьдесят один год позже. Для тех, кто не в ладах с арифметикой: это значит, что сейчас на дворе 1987 год[3].

Я не был циклопом от рождения. Левого глаза я лишился, командуя взводом военных инженеров — все они, удивительное дело, в гражданской жизни были так или иначе художниками — в Люксембурге, в конце Второй Мировой. Мы были специалистами по маскировке, но в тот момент просто воевали, защищая свою жизнь как простые пехотинцы. Взвод состоял из одних художников потому, что кто-то решил, будто именно им будет особенно хорошо удаваться маскировка.

И нам она удавалась! Еще как удавалась! Мы дарили немцам прелестные видения — что с нашей стороны от линии фронта было для них опасным, а что нет. И жить нам дозволялось как художникам, до смешного безалаберно в вопросах формы и устава. Мы не состояли в банальном подчинении у командира какой-нибудь дивизии или, скажем, армии. Мы действовали по прямому приказу Верховного Главнокомандующего союзным экспедиционным корпусом в Европе, который придавал наш взвод то одному, то другому генералу, прослышавшему о наших поразительных иллюзиях. Генералы по очереди, на короткое время, становились нашими покровителями — снисходительными, затем восхищенными, и наконец благодарными.

А потом мы снова исчезали.

В кадровую армию я завербовался за два года до того, как Америка ввязалась в войну, к тому времени имел уже чин лейтенанта, и таким образом вполне мог бы дослужиться по меньшей мере до полковника. Однако став капитаном, от всех последующих повышений я отказывался, чтобы оставаться со своей веселой семейкой, состоящей из тридцати шести мужчин. Это для меня была первая возможность принадлежать к такой большой семье. Вторая выдалась уже после войны, когда я оказался другом и, казалось бы, ровней тех из американских художников, которые вошли теперь в историю как основатели школы абстрактного экспрессионизма.

* * *

Мои отец и мать принадлежали в Старом Свете к семьям гораздо большего размера, чем мои две — и их родственники, разумеется, были кровными. Всех своих кровных родственников они потеряли во время резни, которую Турецкая империя устроила примерно миллиону своих армянских граждан. Эти граждане считались изменниками, по двум причинам: во-первых, они были интеллигентными и образованными, а во-вторых, имели родственников по другую сторону границы между турками и их врагами, Российской империей.

То время было временем империй. Как, впрочем, и это, что не очень-то и скрывается.

* * *