Ответ
. Он получил этот материал от своего приятеля Мацусито, который работает переписчиком в Военно-техническом управлении японской армии. «Сук» этот источник подготовил к вербовке для нас с моего согласия.Вопрос
. Марусима был завербован?Ответ
. Нет, не был завербован. Я его лично не видел, но о нем я разговаривал с «Суком».Вопрос
. Почему вы его не завербовали?Ответ
. Потому, что я не смог с ним встретиться лично, а «Сук», как он мне говорил, боялся сказать ему прямо, на кого он должен будет работать». В конце допроса характерное признание Шебеко: «Политической агентуры в Японии мне приобрести не удалось».Шебеко продержался на допросах до 25 июля. Более трех месяцев он выдерживал жестокое физическое и психологическое давление. И только в этот день из него наконец выбили «признание»: «… После долгого размышления и отказа давать показания я пришел к выводу, что только правда и искренность в тягчайшем преступлении против Родины может несколько искупить мою вину». Человек был сломлен, «признание» выбито, и для следователей наступило благодатное время. Можно было задавать любые вопросы, заранее зная ответы. Можно было подсказывать любые фамилии японских «шпионов» и получать от него безотказные подтверждения. В общем, можно было лепить дальнейшее следствие по заранее разработанному сценарию.
Я не привожу протоколов допросов дальнейшего следствия. После «признаний» в них уже не было ничего интересного. Да и фантазия у сценаристов была убогой. На дежурный вопрос следователя, кем и как был завербован Шебеко, тот по его подсказке ответил, что его однажды пригласил в ресторан секретарь японо-советского общества Секине и там его завербовал. Японский чиновник якобы вербует 2-го секретаря посольства за рюмкой сакэ! Остальные показания были похожи на это. Во время судебного заседания он отказался от своих «показаний», заявив, что они были сделаны в результате мер физического воздействия. Возможно, что от своих показаний отказался и кто-то еще из этой группы. Но на судей эти заявления не произвели впечатления — привыкли. Приговор — высшая мера для всех восьми подсудимых был предрешен заранее. Очередная судебная комедия закончилась.
В 1956 году, когда проводилась массовая реабилитация осужденных 1930-х годов, дошла очередь и до нашей восьмерки. В апреле в военной коллегии Верховного Суда СССР было пересмотрено это групповое дело. Следователи тщательно проверили весь материал, послуживший основанием для обвинения, и проанализировали следственный процесс, в котором было много темных мест. Были собраны дополнительные сведения от осужденных, вызваны и опрошены те люди, которые работали с ними и которые остались в живых после репрессий. После сопоставления и анализа всех материалов было принято постановление о том, что в деле нет состава преступления, оно полно признаков насильственного воздействия на арестованных следователями, проводившими следствие. Отказ Шебеко на заседании суда от своих показаний также учитывался при пересмотре дела. Было принято решение о прекращении дела ввиду отсутствия в нем состава преступления. Все восемь осужденных были посмертно реабилитированы, и в деле Токийской резидентуры ИНО была поставлена последняя точка.
Борис Гудзь как один из участников событий того далекого прошлого высказал свое мнение по этому делу в весьма категоричной форме:
«Таким образом, было принято за истину, что Токийская резидентура ИНО не была очагом измены и дезинформации. Снято страшное обвинение с сотрудников ИНО в измене, и это логически приводило к необходимости пересмотра агентурной сети как подставки японской разведки. Такие источники, как „Кротов“, „Сук“, „Простак“ и другие, не были подставкой японских спецслужб, а на том этапе честно работали на нашу разведку. Это не значило, что все было идеально в работе и в руководстве этой сетью со стороны осужденных разведчиков ИНО. Недостатки в работе источников были, но не было основания к тому, чтобы считать их выданными японской разведке и якобы продолжавшими после этого давать дезинформационный материал.
Из следственного дела Клётного, Шебеко, Калужского, Куренкова, Косухина, Добисова и других можно сделать вывод, что все они якобы были японскими шпионами, что подтверждалось их «показаниями».
Таким образом, эта страшная липа оставалась в сознании исследователей, распространялась в справках, докладах, литературе до дня реабилитации всех проходивших по делу разведчиков. Возникает вопрос — отражено ли в анналах истории (в каких-то публикациях) то, что это было не так, что все эти разведчики, может быть, с переменным успехом как могли честно работали для советской родины?