– Дядя Делани! – восторженно закричала Лия. – Анна, он вам очень понравится, он такой забавный! – Но, взглянув на отца, девочка добавила:
– Правда, не такой красивый, как папа.
– Но он, кажется, моложе папы? – поинтересовалась Джиана.
– Да, но, без сомнения, с возрастом он станет привлекательнее, – заверил всех Сакстон. – А теперь кто пойдет со мной в лес за елкой?
Джиана вызвалась сопровождать Сакстона.
Восторгу Лии не было конца. Она никак не хотела уходить от елки и в конце концов уснула на руках у отца. Джиана наблюдала, как Алекс осторожно стер с личика девочки следы шоколада и нежно поцеловал ее. Глаза Джианы наполнились слезами, и она быстро отвернулась. Джиана подумала, что беременность сделала ее излишне сентиментальной: с некоторого времени слезы то и дело наворачивались на глаза…
– Что-то ты подозрительно спокойна, – сказал Алекс, закрыв книгу, когда они уселись перед камином в спальне. – Устала?
– Конечно, нет, – деланно бодрым голосом ответила Джиана, которую раздражала забота Сакстона. Но, едва посмотрев в глаза Алексу, она вдруг опять заплакала. – Просто у нас никогда не было такой елки, – сказала она дрожащим голосом. – Последние два года елку нам привозили как какую-нибудь посылку – к задней двери. И ее украшали слуги! Эти чертовы слуги! – Джиана разрыдалась в голос. – Я всегда ненавидела Рождество!
Алекс молча смотрел на нее. Ему так хотелось сказать, что если она останется с ним, то он сумеет развеять горечь, скопившуюся в ее душе. Каждое Рождество будет для нее особенным. Подождав, пока она немного успокоится, Сакстон спросил:
– А как вы праздновали Рождество, когда ты была в возрасте Лии?
Громко всхлипнув, Джиана улыбнулась:
– Я получала целую гору подарков. И мне удавалось пробраться в гостиную – помогать слугам украшать елку. Мама была так занята, но пониманию детей это недоступно. Лия так счастлива.
– В этом году особенно. Ведь это ее первое Рождество с папой и мамой.
Улыбка Джианы стала еще веселее, когда Алекс продолжил:
– Елка постоит дня два в коридоре, а потом мы занесем ее в гостиную. Анна помогает Лии делать игрушки.
– Это замечательно, – сказала Джиана. – Может, Анна и меня научит?
– Кажется, я смогу помочь тебе, – улыбнулся Алекс. – Я неплохо делаю елочные украшения.
– Ты ими увлечен так же, как орхидеями?
– Больше. Если хочешь, то на Рождество наш дом будет открытым для всех.
– Конечно, хочу. – У Джианы загорелись глаза. – Ты не будешь против, если я приглашу Латимеров?
Сакстон скривил рот, но все же произнес:
– Нет, это хорошая мысль.
– Иногда ты ведешь себя вызывающе, Алекс!
– Довольно того, что Чарльз получит твои деньги, когда затея с мистером Маккормиком провалится.
– Не будем спорить об этом сегодня, Алекс.
– Отлично. – Он погладил ее по руке. – Хочешь ко мне на колени?
Джиана с готовностью пересела к нему.
– Знаешь, – промолвил Алекс, – мне так нравится семейная жизнь. Ты обращаешься с Лией, как с дочкой.
– Я… я полюбила ее.
– А меня бы ты любила, будь мне девять лет?
– Не могу же я бороться с Лией так же, как с тобой, – ответила Джнана.
– Мне однажды пришло в голову, что мы с тобой ведем себя, как мартовские коты. Но кошка обязательно должна отдыхать.
– Похоже, ты прав, – спокойно произнесла Джиана, поцеловав Сакстона в шею. – Когда я приехала в Нью-Йорк, я, пожалуй, была… резковатой.
– «Пожалуй!» – насмешливо повторил Алекс.
– А ты… Алекс, ты был очень добр ко мне.
– Только никому не рассказывай этого, принцесса, а то моей репутации придет конец. – Положив руку ни живот Джианы, он задумчиво промолвил, обращаясь скорее к себе, чем к ней:
– Жизнь – такая странная штука.
– Да, – согласилась с ним Джиана. – Я была так счастлива, занимаясь бизнесом, и вдруг в мою жизнь ворвался ты, нахальный американец! И всего за неделю я потеряла невинность, заболела…
– Забеременела, – добавил Сакстон.
– Пожалуй, мне не стоило извиняться за резкость.
– Бродячие коты никогда не извиняются, – сказал Алекс, многозначительно приподняв брови.
– Алекс, не могу поверить!
– Веселого Рождества, Джиана! – поздравил ее Алекс.
– Ты сделал это для меня? – Джиана изумленно оглядывала комнату в южной части дома, которая прежде была обставлена неуклюжей, тяжелой мебелью. Теперь эта мебель, унылые серые обои и мрачные темные портьеры исчезли. На полу появился бело-голубой ковер, вдоль стен стояли книжные шкафы, заполненные великолепными изданиями, возле окна, выходящего в сад, поместился изящный дубовый стол. На его полированной поверхности стоял стакан из слоновой кости с карандашами и ручками. Рядом с ним – дагерротип, запечатлевший Лию, Джиану, миссис Карутерс и Алекса на прогулке в парке Сити-Холл. На углу стола лежала стопка бумаги со штампом «Джорджиана ван Клив-Сакстон» и адресом конторы. Над камином висела картина Борнета с изображением Нью-Йоркской гавани.
– Но зачем? – медленно повернувшись, спросила Джиана.