Собрание сочинений в 50 томах. Том 4. Королева Марго

В то время как Генрих переносил свой взгляд с Парижа на Венсен, он вдруг заметил слева от себя, в долине, осененной миндальными деревьями в цвету, какого-то мужчину в латах, на которых играл луч солнца, и этот "зайчик" порхал вдали при каждом движении незнакомца. Он сидел верхом на горячей лошади, держа в поводу другую лошадь, по-видимому, такую же ретивую, как и первая.

Король Наваррский стал всматриваться и увидал, что замеченный им всадник обнажил шпагу, надел на ее острие носовой платок и стал махать им, словно подавая кому-то знак. В ту же минуту с холма напротив ему ответили таким же знаком, а через несколько секунд везде кругом зареял целый хоровод из носовых платков.

Это был де Муи со своими гугенотами: узнав, что Карл при смерти, и опасаясь покушения на жизнь Генриха, они собрались, готовые и нападать, и защищать.

Генрих опять перевел взгляд на первого всадника, перегнулся через ограду вышки, прикрыл глаза ладонью и, защитив их от слепящих солнечных лучей, узнал молодого гугенота.

— Де Муи! — крикнул король Наваррский, как будто де Муи мог услыхать его.

И в радости, что окружен друзьями, Генрих снял шляпу и замахал шарфом. В ответ все белые платочки вновь замелькали с особым оживлением, говорившим о радости его друзей.

— Увы! — сказал Генрих. — Они ждут меня, а я не могу к ним присоединиться!.. Зачем я этого не сделал, когда еще была возможность!.. Теперь я опоздал.

Он жестом выразил друзьям свое отчаяние, на что де Муи ответил ему знаками, говорившими: "Буду ждать".

В это мгновение Генрих Наваррский услыхал шаги на каменной лестнице, ведущей на площадку. Он быстро отошел от парапета. Гугеноты поняли, что он поступил так не без причины. Шпаги опять спрятались в ножны, платки исчезли.

Генрих увидел в пролете лестницы запыхавшуюся от быстрого подъема женщину и с ужасом, который он всегда испытывал при ее появлении, узнал Екатерину Медичи. Сзади нее 16* шли двое королевских стражей; они остановились на верхней ступеньке лестницы.

— Ого! — прошептал Генрих. — Что-то новое и очень важное должно было произойти, если королева-мать сама пришла за мной на вышку Венсенской крепости.

Екатерина села на каменную скамейку парапета, чтоб отдышаться. Генрих подошел к ней и с самой любезной улыбкою спросил:

— Милая матушка, уж не ко мне ли вы пришли?

— Да, — ответила Екатерина, — я хочу доказать вам в последний раз мое расположение. Наступила решительная минута: король умирает и хочет с вами говорить.

— Со мной? — спросил Генрих, затрепетав от радости.

— Да, с вами. Как я узнала, ему наговорили, будто вы не только сожалеете о потере наваррского престола, но простираете свое честолюбие и на престол французский.

— Ого! — произнес Генрих.

— Я-то знаю, что это не так, но король верит этому; и разговор, который он намерен вести с вами, имеет целью устроить вам ловушку.

— Мне?

— Да. Перед смертью Карл желает знать, чего он может опасаться и на что рассчитывать с вашей стороны. Имейте в виду: от вашего ответа на его предложения будут зависеть его последние распоряжения относительно вас, то есть ваша жизнь или ваша смерть.

— Но что он может предлагать мне?

— Откуда я знаю? Вероятно, что-нибудь немыслимое.

— А вы, матушка, не догадываетесь, что именно?

— Нет; могу только предполагать: например…

Екатерина не договорила.

— Что же?

— Поскольку король верит наговорам о ваших честолюбивых замыслах, я предполагаю, что он хочет услышать из собственных ваших уст доказательство вашего честолюбия. Представьте себе, что вас будут искушать, как, бывало, соблазняли преступников, с целью вырвать у них признание, не прибегая к пытке; представьте себе, — продолжала Екатерина, глядя в упор на Генриха, — что вам предложат управление государством, даже регентство.

Невыразимо радостное чувство охватило угнетенную душу короля Наваррского, но Генрих понял, куда метит Екатерина, и его крепкая, упругая душа вся напряглась от ее натиска.

— Мне? — переспросил он. — Нет, это была бы слишком грубая ловушка: предлагать мне регентство, когда есть вы, когда есть брат мой, герцог Алансонский…

Екатерина прикусила губу, чтобы скрыть чувство удовлетворения.

— Значит, вы отказываетесь от регентства? — спросила она с оживлением.

"Король уже умер, — подумал Генрих, — и она устраивает мне ловушку". — Затем ответил:

— Прежде всего я должен выслушать самого короля, так как, по вашему собственному признанию, мадам, все то, что вы сейчас сказали, — только предположение.

— Конечно, — сказала Екатерина, — но это все же не мешает вам изложить свои намерения.

— Ах, Боже мой! — простодушно ответил Генрих. — Поскольку я ничего не домогаюсь, у меня нет никаких намерений!

— Это не ответ, — возразила Екатерина и, чувствуя, что время уходит, дала волю своему гневу. — Говорите определенно: да или нет!

— Я не могу, мадам, давать ответ на одни предположения. Определенное решение — вещь настолько трудная, а главное — настолько серьезная, что надо подождать настоящих предложений.